Ответ: Сергей Ходнев
Память смерти. Костница Седлецкого монастыря
VI-MMIII - 31.03.2003

Фрагмент одной из четырех пирамид: более мелкие кости образуют свод туннеля, проходящего через ее основание

Кутна Гора сейчас заштатный чешский туристический городок, из-за редкой красоты внесенный, правда, в списки ЮНЕСКО. Так было не всегда. Некогда здесь была почти что вторая столица Богемского королевства, богатый и славный город, гордящийся изобильными серебряными рудниками и королевской резиденцией. Где рудники – там и монетный двор, а чешский серебряный грош до поры был одной из самых ходовых валют средневековой Европы. Потом приток серебра из Вест-Индии сильно обесценил кутногорские монеты, а гуситские войны, баталии Тридцатилетней войны и многочисленные эпидемии чумы обескровили город. Только к началу XVIII века он несколько оправился, обзавелся крупной иезуитской коллегией и уютными барочными фасадами.

Оправился к этому времени и близлежащий Седлецкий монастырь. Эта почтенная обитель славилась не столько братией, сколько своим древним кладбищем, поскольку одному из ее настоятелей аббату Генриху (Индржиху) во время паломничества в Святую Землю пришла в голову благочестивая мысль привезти с собой в Чехию мешок палестинской земли и рассыпать ее на этом самом кладбище. На дворе был XIII век, расцвет крестовых походов, и перспектива без трудов и опасностей упокоиться в священной земле местных жителей необычайно привлекала. Да что там местных жителей – постепенно в Седлец стали свозить мертвецов не только со всей Богемии, но даже из Германии. Говорят, тяжело больные люди (особенно во время пресловутых эпидемий чумы) еще живыми добирались до монастыря, чтобы занять место. Из-за этого ажиотажа кладбище, конечно, пришлось за несколько веков неоднократно перекапывать, причем выкопанные костяки аккуратно складировали в монастырском склепе. К началу XVIII столетия просто складировать кости несколько наскучило, к тому же это начинало входить в противоречие с санитарно-эпидемическими нормами. То, что было решено сделать в итоге – вещь нетривиальная, но настолько вписывающаяся в мейнстрим барочной идеологии, что можно заподозрить в некотором участии основных проводников этой самой идеологии – иезуитов, благо они как раз в это время серьезно взялись за духовное окормление региона. Сорок тысяч скелетов разобрали на косточки, продезинфицировали и отбелили в хлорной извести, а затем позвали мастера-костореза Франтишека Ринта, поручив ему из этого своеобразного материала выполнить декор церкви Всех Святых. Мастер Ринт справился.

Общий вид церкви Седлецкого монастыря и прилегающего кладбища. Навершия башен, появившиеся в эпоху барокко, увенчаны черепом с костями

Одна из боковых пирамид, вместивших невостребованные декором останки

Если заглянуть в полумрак седлецкой Костницы (или по-латыни Оссуария: так прозвали эту церковь), не ожидая никакого подвоха и притом очень сильно прищурившись, то ничего необычного поначалу не видно – обычный позднебарочный декор, даже какими-то уже рокайльными элементами, только формы несколько необычные. Потом глаза уже сами собой широко распахиваются, потому что даже непугливого человека пробирает в крайнем случае изумление. Орнамент на сводах – из лопаток, позвонков и ключиц. Гигантская люстра – сама по себе полный анатомический атлас – висит на элегантных гирляндах из челюстей. Вместо кудрявых пухлощеких херувимчиков – черепа, черепа и черепа, сплетенные в бесконечные гирлянды. Дарохранительница и потир, стоящие в нишах по обе стороны от престола – из множества каких-то только специалистам ведомых косточек. На стене – герб местных сеньоров из рода Шварценбергов, так затейливо, по всем правилам геральдики выложенный, что просто диву даешься: какие только декоративные ресурсы скрывает в себе, оказывается, человеческий костяк. Посередине – несколько погребальных этажерок-обелисков, чуть ли не единственные некостяные объекты, но и на них аккуратно расставлены черепа с лучевыми костями. Но как ни старались, все тысячи скелетов реализовать не удалось, и сотни непристроенных костей с черепами просто сложили в гигантские аккуратные пирамиды: незатейливо, но впечатляет.

Интерьер капеллы (вид от входа в сторону главного алтаря).

Конечно, это во многом просто очень своеобразное надгробие – такой вот памятник многочисленным смертям, зачастую явно катастрофическим: чуму по костям не очень распознаешь, а вот проломленные или изуродованные черепа заметны сразу. И тут приходится задумываться о том, как для барочного христианского сознания вообще была возможна мысль архитектурный надгробный памятник осуществить настолько макабрическим образом. Ведь разрыв с наработанной традицией здесь вроде бы очевиден. Для античности надгробный памятник – символ и даже материальный залог бессмертия, если понимать бессмертие в специфически античном смысле. Но надгробия же были поощрением к жизнелюбию для живущих: и в этом смысле античное memento mori означает памятование не столько о смерти как таковой, сколько о краткости жизни и о необходимости поскорее ею насладиться.

далее>>

вверх