Ответ: Григорий Ревзин
Архитектурная апофатика
IX-MMIII - 07.01.2004

Мориц Корнелис Эшер Восхождение и нисхождение Литография. 1960 В основе – мотив Вавилонской башни. Один ряд людей все время поднимается, другой – спускается. При этом поднимающиеся идут вниз, а спускающиеся – вверх

Любая область гуманитарных занятий – думаю, что даже богословие, – по мере углубления в нее распадается на множество мелких вопросов, и путь в ней лишается определенности. Она превращается не в путь, а в место пребывания, и вопрос, зачем ты в ней пребываешь, теряет смысл, но остается каким-то неясным раздражающим фоном – зачем все-таки все это?

Рискну предположить, что все ответы для гуманитария так или иначе сводятся к тому, что именно эта область почему-то вдруг открылась тебе как путь в метафизический горизонт, то есть к абсолюту. Я начинал заниматься архитектурой, воспринимая ее, как я теперь понимаю, в перспективе Вавилонской башни – то есть как путь на небеса. Мне почему-то казалось, что это самый простой путь. Для богословия или философии путь в метафизику – словесный, и сама возможность проникновения в мир истинно сущего для них всегда достаточно сомнительна. Архитектура же, если она соотнесена с абсолютным, просто показывает, как устроено пространство за пределом, и даже дает возможность провести там некоторое время.

Впоследствии выяснилось, что такой взгляд на архитектуру чудовищно устарел, что она представляет собой вовсе не метафизическую машину для преодоления предела физики, но машину для жилья, или даже упаковку, род мусора. Но надо признаться честно, этот правильный, прогрессивный взгляд не вызвал у меня симпатий. Я могу понять, чем он симпатичен для, так сказать, заводчиков, изготавливающих автомобили или упаковку, но для меня остается величайшей загадкой то, что эту точку зрения с таким рвением отстаивают архитекторы.

Когда мы начали выпускать журнал «Проект Классика», критик Сергей Хачатуров посетовал на то, что редакция, задумывая неплохое дело, слабо себе представляет, что такое классика. Справедливо посетовал, для меня классика и сегодня скорее проект, чем нечто законченное. Но я могу сказать, куда этот проект устремлен. Главным свойством классической архитектуры, на мой взгляд, является ее открытость в Абсолют, и та архитектура, которая создается в перспективе метафизического горизонта, и есть классическая.

Латинское «absolutum» означает «отрешенное, освобожденное». Называя архитектуру Ренцо Пьяно абсолютной, можно иметь в виду лишь «освобождение» здания от контекста и от восприятия его человеком. Ничего особо философского.

Но зададим вопрос в порядке мысленного эксперимента. Возможна ли абсолютная архитектура в китайском стиле? Или в русском стиле? Как-то это странно звучит. «Абсолютная классика» звучит естественно. «Абсолютный авангард» – возможно. Но больше ни одна архитектурная система на этот эпитет не претендует.

Если так, то можно предположить, что за этим «absolutum» стоит нечто большее, чем просто отрешенность от контекста. В ХХ веке классика и авангард постоянно боролись друг с другом, поскольку обе системы претендуют на владение истиной. Они осознают себя истинной архитектурой. Но «истинная» и означает – соотнесенная с Абсолютом.

Я понимаю степень спорности того, что я говорю. С точки зрения логики «истинное» может быть истинным вовсе не из соотнесения с абсолютным, а с другим относительным. Китайская архитектура внутри себя может быть претендовала на абсолютность. Классика и авангард давно не воюют. И вообще, странно, что современная культура, никак не расположенная к абсолюту, вдруг допустила его появление в архитектуре. Так что говорить об абсолютной архитектуре в связи с Ренцо Пьяно – сплошная натяжка.

Но мне интересно, что будет, если мы примем эти условности. В конце концов, верим же мы (люди, причастные архитектуре), что именно в архитектуре берет свое начало постмодернизм, который как раз и заключается в тотальной релятивизации всех ценностей? Почему бы не предположить, что именно в архитектуре возникнет и контрдвижение? Во всяком случае, у архитекторов, несомненно, хватит амбиций, чтобы уже сегодня вновь заговорить об истинной архитектуре – по-моему, они вообще готовы говорить об этом всегда.

Ренцо Пьяно создает архитектуру, которая не зависит от контекста и без расчета на то, как она будет восприниматься. Иначе сказать – не ориентируется ни на средовую, ни на «зрелищную» парадигмы архитектурного неомодернизма. Именно среда и аттракцион и превращали модернистскую архитектуру в «относительную». Она подлаживалась к контексту (средовой модернизм), она стремилась произвести впечатление (модернизм аттракциона), но ни то, ни другое не исходило из интенций модернизма. Эти ходы были навязаны модернизму постмодернистской критикой. Идея следования среде – никак не модернистская, это паллиатив, рожденный борьбой с модернистской экспансией в исторические города. А уж от идеи «здания-аттракциона» вообще веет каким-то подозрительным предрассудком, что здание должно быть эффектно. Это барочно до неприличия.

Но сегодня постмодернистская критика исчезла, и почему бы тогда не вернуться на круги своя. А в таком случае – куда вернуться? Куда, как не в абсолют модернистской архитектуры.

Вопрос, который я дальше собираюсь поставить, кажется бестактно наивным. Я пытаюсь понять, как может абсолютная архитектура быть некрасивой. Я понимаю, что сама конструкция вопроса выглядит странной. Красота – понятие субъективное, кому-то нравится, кому-то нет и так далее. Такая точка зрения на красоту весьма почтенна, но дело в том, что она не совместима с понятием Абсолюта. Иначе говоря – если абсолюта не существует, то тогда, разумеется, красота – понятие относительное. А если существует, то все выглядит иначе.

А именно: Абсолют открывается нам тремя сторонами. Как Истина – и это познание Абсолюта через философию. Как Добро – и это познание Абсолюта через этику. И как Красота – и это познание через эстетику. На этом основана система взаимоотождествлений этих понятий, и интуиция того, что Красота, Добро и Истина есть до известной степени одно и то же, увиденное под разными углами зрения, и организует классическую архитектуру.

Поэтому когда я спрашиваю, как может абсолютная архитектура быть некрасивой, это вопрос не о том, как же вы допустили такое безобразие, а о том, как это может быть, как это возможно. Как должен быть сконструирован метафизический горизонт, чтобы понятие красоты оказалось ему чужим.

далее>>

вверх