Ответ: Григорий Ревзин
Архитектурная апофатика
IX-MMIII - 07.01.2004

Мориц Корнелис Эшер
Замок в воздухе
Ксилография. 1928

Можно предположить, что классика и авангард имеют в виду какие-то совсем разные Абсолюты. Действительно, если Абсолют классики добр, истинен и прекрасен, а Абсолют авангарда в лучшем случае истинен, но уж ни в коей мере не прекрасен и не добр, то, надо полагать, это какие-то разные объекты. И пути достижения их принципиально различны, Абсолют классики достигается через подчинение традиции, гармоническую медитацию и принцип созидания, Абсолют авангарда – через отбрасывание традиции, бунт и принцип разрушения. Но что в таком случае Абсолют авангарда?

Если не считать целью авангарда разрушение и эпатаж (а таковым он становится только в постмодернистские времена, когда само понятие истины оказывается скомпрометированным), а пытаться понять, есть ли какая-то позитивная истина, к которой он движется, то это истина первоэлемента. Либо препарирование всей существовавшей истории для поиска того первоэлемента, из которого все началось, либо создание нового первоэлемента (нового слова), из которого все начнется. Мне представляется, что эта логика авангарда достаточно универсальна, и особой разницы между первоэлементами отцов-основателей авангарда, и, скажем, «Аудиториумом» Ренцо Пьяно, в самой логике нет. Именно представление об идеальном музыкальном зале, универсальной формуле музыкального зала, так сказать, открытие первозала и позволяет ему спокойно игнорировать и контекст, в котором это открытие произошло, и известную несимпатичность открытого.

И, на первый взгляд, первоэлемент имеет мало общего с тем Абсолютом, который стоит за классической архитектурой. Если это Абсолют, то другой, неклассический. Однако тут есть одно осложняющее обстоятельство. Понятие первоэлемента имеет смысл только тогда, когда есть понятие эволюции. Попросту говоря, первого элемента не может быть, если нет второго, третьего и т.д. Если художественные, философические и так далее высказывания не организованы в эволюционный ряд, то первым стать невозможно.

Но понятие эволюции, в свою очередь, практически невозможно сконструировать без Абсолюта. У нас есть две модели имманентой (то есть происходящей из внутренних свойств вещей) эволюции – регресс и прогресс, первая восходит к Платону, вторая к Аристотелю, у Платона все вещи деградируют от Абсолюта, а у Аристотеля все вещи прогрессируют к нему, а больше никаких моделей нет. Абсолют и Платона, и Аристотеля есть тот самый классический Абсолют, троица Истины, Добра и Красоты, и без него теория имманетной эволюции не конструируется.

Есть модель неимманентной эволюции, то есть эволюции под влиянием внешних факторов (как у Дарвина – в результате борьбы за существование). Но их рассматривать в данном случае бессмысленно, потому что им не ведома ценность первоэлемента. Хорек, развившийся в разных мартышек, не имеет никаких преимуществ перед этими мартышками на том основании, что он первее, и в этом его кардинальное отличие от Малевича, из которого развились последующие абстракционисты.

Итак, первоэлемент невозможен без эволюции, эволюция невозможна без Абсолюта – отсюда первоэлемент невозможен без Абсолюта. Мы предположи- ли, что Абсолютом авангарда является первоэлемент, и пришли к тому, что первоэлемент без Абсолюта оказывается нонсенсом – ему негде быть первым, потому что нет ряда. Но это означает, что сам поиск первоэлемента есть не что иное, как утверждение Абсолюта.

И это парадокс. С одной стороны, авангардная стратегия есть несомненное отрицание классического Абсолюта. Все те качества, которые ему присущи – гармония, красота, добро, истинность, – подвергаются в авангарде деструкции. На место них ставятся другие первоэлементы. И с другой стороны, само это отрицание оказывается не чем иным, как его же, Абсолюта, утверждением, и это не другой, не авангардный, а самый традиционный классический Абсолют.

В этом месте, разумеется, следует сказать, что Абсолют один и тот же, но способы его утверждения разные, и авангард утверждает классический Абсолют неклассическим путем. Но придя к парадоксу одновременного отрицания и утверждения Абсолюта, даже, точнее, утверждения через отрицание, мы не можем не увидеть, что и сам этот путь является классическим. Он не знаком пластическим искусствам классики, но в рамках классического богословия является самым тривиальным. Более того, именно отождествление авангардного пути с этим классическим вариантом познания Абсолюта позволяет, наконец, понять, в чем тут дело.

Я имею в виду апофатическое богословие. Сергей Николаевич Булгаков сформулировал эту идею в наиболее энергичных выражениях: «Безусловное отрицание всех определений, всякого да, вечное и абсолютное НЕ ко всему, ко всякому что полагается Абсолютным как единственное его определение: Бог есть НЕ-что (и НЕ-как, и НЕ-где, и НЕ-когда, и НЕ- почему). Это НЕ не есть даже ничто, поскольку и с ним ещё связано отношение к какому-либо что (ибо небытие есть лишь спутник бытия, и ничто – тень что, а как самостоятельное понятие вовсе не существует); оно есть Сверх-что. НЕ-что не имеет никаких определений что, является бескачественным или, точнее, сверхкачественным» (С.Н.Булгаков. Свет невечерний. Отдел первый. Божественное Ничто).

Отрицание здесь и есть утверждение, и чем интенсивнее и разрушительнее отрицание, тем сильнее переживается утверждение. Вопрос, который я задавал в начале, был в том, как возможна абсолютная архитектура без красоты, и ответ лежит именно здесь. Классика в области пластических искусств полагает, что основным свойством абсолютной красоты является красота, и потому необходимо максимально к ней приблизиться. Авангард полагает, что основным свойством абсолютной красоты является ее абсолютность, то есть недостижимость, НЕ-красота, и именно разрушение, отказ от красоты и является способом утверждения Абсолюта.

Речь здесь, разумеется, может идти только о художественной стороне авангардной архитектуры. Современная архитектура, как известно, родилась на пересечении художественного авангарда и инженерной мысли, и в той мере, в какой мы говорим об инженерии, любые размышления об Абсолюте неуместны до комичности. В принципе, архитектура Ренцо Пьяно легко и часто сводится к чисто инженер- ной форме, да и сам принцип повторения однажды найденной формы может трактоваться как чисто инженерный. Так изготавливают не здания, а автомобили, но все дело в том, что это – «машина для музыки». В данном случае вся нелицеприятность этой архитектуры, вся ее неуместность в Риме как бы искупается тем, что это идеальный музыкальный инструмент, что там «абсолютная акустика». Музыка тем самым и оказывается тем, что вроде бы достигает Абсолюта, как ни сомнительно это звучит, божественные звуки и служат высшим оправданием тех страшных и уродливых форм, в которых они раздаются.

Только это ложные надежды, потому что ужас апофатического Абсолюта давно достиг музыки так же, как и архитектуры, и звучит там музыка не Моцарта, но Шнитке. Апофатическая интуиция Бога кажется чем-то вроде заразы, которая последователь- но закрывает все двери в Абсолют, и каждая область деятельности передает ее соседям. Бог не открывается нам как Ничто в опыте молитвы. Но для богословия он открылся таким образом уже во времена Филона Александрийского, на которого ссылается, разъясняя свои построения, С. Н. Булгаков. Для богословия, но не для религиозного искусства, которые ни в коей мере не изображают божественное ничто. По счастью для истории искусств, такая пластическая интуиция была осуждена как иконоборческая ересь, и в течение столетий мы могли проникать благодаря искусству за предел метафизического горизонта. Это поразительно – в тот момент, когда для богослова было уже совершенно ясно, что никакая мысль не способна проникнуть за горизонт трансцендентного, для архитектора это казалось диким предубеждением, и войти туда было проще простого – достаточно раскрыть дверь в любой готический собор.

Авангард в архитектуре есть замуровывание этой двери. Архитектура, чтобы утвердить Абсолют, больше не показывает, как устроен мир «за пределом». Она, по крайней мере в рамках авангарда, истово демонстрирует нам, что никакого пути туда нет, и именно этим пытается доказать, что само место, куда не дойти, наличествует. Это бесконечно грустно.

<<вернуться

вверх