Обрыв 
Дворец и «Большой хаос в Алупке»
IV-MMII - 27.07.2002

1. Северный фасад дворца 

2. Шуваловский проезд – единственная в России настоящая улица английского средневекового города

Англомания Воронцова сломала сложившуюся логику русской усадьбы, логику места, но в результате возник исключительный памятник. Кажется очевидным, что южный берег Крыма требовал итальянской террасной виллы. Ранний этап работы над Алупкинским парком (с 1824 года) ясно показывает нам, что это должна была быть классическая вилла, Галиченко даже предположила здесь аллюзии на сады Академии Платона. Можно легко представить себе, чем это должно было стать – рядом с Алупкой находится Ливадия Николая II (свидетельство глубокого упадка императорского вкуса – строить императорскую резиденцию поручили ялтинскому уездному архитектору Николаю Краснову). В 1830 году расчищена терраса под дом, заложен фундамент, Воронцов уезжает в Англию. И вдруг шлет оттуда распоряжение остановить стройку и прислать все виды Алупки. Начинается работа с Блором. Друг Вальтера Скотта, антиквар, поклонник стиля Тюдор, современник великих английских колониальных завоеваний, Блор сочинил проект, точно соответствующий последней на тот момент британской моде. Ближайшими аналогиями Алупки являются постройки Джона Нэша в Англии – замок Нэпп (Knepp Castle) в Сассексе и королевский павильон в Брайтоне. Первый разительно напоминает главный, неоготический фасад Блора, второй – «мусульманский» фасад на море. Королевский павильон выстроен в индийском «колониальном» стиле. Очевидно, наместник Крыма Воронцов в соответствии с политической доктриной Нессельроде понимал Крым и Кавказ как новые российские колонии, завоеванные нами подобно тому, как англичане завоевали Индию.

Парадная столовая. В интерьерах Блор виртуозно балансирует между своим суровым и чинным стилем «Тюдор» и средиземноморским по духу окружением дворца. В неоготическом обрамлении – панно с итальянскими видами	Вход в зимний сад. За дубовой английской дверью – пышная южная растительность, в которой прячутся мраморные статуи

Фасад в мусульманском стиле (с аллюзиями на Бахчисарайский дворец) не мог ему не импонировать. Однако при очевидном родстве с английскими прототипами дворец в Алупке обладает уникальными чертами, резко усиливающими его воздействие. Дело не только в том, что он построен из диабаза, камня, который в то время считался едва ли не полудрагоценным, и превосходит английские образцы по богатству исполнения. К дворцу ведет длинная (около 100 метров), узкая извилистая улица – Шуваловский проезд – выстроенная подобно ходам в средневековом замке, с фасадами глухих стен, перебиваемыми контрфорсами. В Англии подобный композиционный прием был бы странен – узких средневековых улиц там хватало и без того. В России их не было. На «необжитой» территории Крыма эта английская улица, заменяющая традиционный для русского дворца курдонер, выглядит парадоксально и удивительно. Пожалуй, это первый на русской почве пример градостроительной стилизации. Дворец окружен парком, который представляет собой уникальный памятник садово-парковой культуры. Историю садов у нас принято заканчивать английскими парками эпохи раннего романтизма, ее следующие этапы в России практически не описаны. За английским живописным парком следует два типа сада – дикий сад (wild garden)и ботанический сад, своего рода музей растений, характерная затея эпохи позитивизма. Ботанических садов в России много (едва ли не самый ранний из них, Никитский сад, служил основным источником растений для Алупки). В Алупке также заметны следы культуры ботанического сада (здесь был питомник роз, два сорта – «Алупка» и «Графиня Элизабет Воронцова» – вошли в мировые каталоги). Но все же в целом алупкинский парк с его «Большим и Малым хаосом» – с его каскадами и прудами, как будто сошедшими с полотен прерафаэлитов, с его извилистыми мощеными тропами, огромными деревьями, нарочито «рвущими» мощение, с его отмеченным поэтом Жуковским «отсутствием дальных видов» – представляет собой едва ли не единственный на русской почве пример «wild garden». Он отличается от английских образцов масштабом и фантастическим рельефом, но общие принципы устройства сада соответствуют, как нам кажется, именно этой типологии. Английская неоготическая архитектура – выражение романтизма, но это очень английский, сдержанный, меланхоличный и довольно гармоничный романтизм, как-то естественно предполагающий наличие стриженого газона и общей успокоенности линий пейзажа. Дворец в Алупке вырастает из этой культуры, но как-то перерастает ее. Его романтический порыв гораздо радикальнее. Эта таинственная готика выстраивается из вулканического камня, «Большой хаос» из циклопических скал поднимается на какую-то нечеловеческую высоту. «По желанию Воронцова придать своему жилищу монументальный характер скалы Ай-Петри, – писала в своих воспоминаниях княгиня Горчакова,– неправильный четырехугольник алупкинского дворца при лунном свете напоминает гигантские формы своего первообраза». Замок, в лунном свете совпадающий своим силуэтом с главной горной вершиной,– в этом есть какой-то хтонический, демонический пафос. Английской неоготической культуре был свойственен такой накал – но не в реальном строительстве, а ,скажем,в «Мельмоте Скитальце» Чарльза Метьюрина. Воронцов воплотил это в реальном дворце. Игорь Грабарь полагал, что русская архитектура Нового времени, постоянно обращаясь на Запад и копируя его,в какие-то моменты оказывается настолько радикальна в следовании первообразу, что «перехлестывает» его. Он имел в виду архитектуру русского ампира и ее французские источники. Нам кажется, что в случае с Алупкой то же самое произошло и в отношении английской неоготики. Соответственно и «wild» – домашняя дикость английского сада – превратилась в дикость «Большого хаоса», в разгул геологических сил. Этот случайно остановившийся камнепад, лавина, которая ставит под вопрос все существование этого клочка земли, и парка и замка на нем. Это выражение такого самощущения человека, когда зона человеческого присутствия съеживается до крошечной табакерки из диабаза, затерявшейся между стихией камнепада и стихией моря. Это такая «наша Англия», которая самой Англии в тот момент являлась лишь в романтических видениях при лунном свете. 


Григорий Ревзин

<<вернуться

вверх