|
|
Современная классика
Григорий Ревзин
Путь к фасаду
VII-MMIII - 03.06.2003
Потом начался интерьер, и в интерьере произошли замечательные
события. Здесь появился настоящий Белов. Главное здесь в том, что интерьер
собран из тех же элементов, что и фасад. Серый бетон – тело дома, конструкции,
полы. Синий – фон и графика ограждений. Красный – на фасаде только решетка
ограждений, здесь – тоже фон. Но эти «материалы», «первоэлементы» попали
в иной контекст, потому что Белов ввел в интерьер живопись. Его «красный»
и «синий» оказались продолжением красного и синего Матисса и Малевича,
и тем самым вошли в гармоническую систему совершенно иного уровня.
Прежде всего, они дематериализовались. Они стали не синей стеной и красным
металлом, они превратились в «Красное и синее», в элементы, сущности, которые
являют себя в плоскостях, линиях и пятнах. Общеизвестно, что у Матисса
в «Музыке» небо – материально, это не воздух, это синяя, корпусная материя,
такая же, как красные тела. Но все же это особая материя: у него небо столь же
телесно, сколь тела – небесны, красный цвет тел становится чем-то родственен
красным фонам икон, изображающем как раз-таки небо. Интерьер же превращается
в пространство, куда эта красная и синяя сущность вышли из картины, так, будто
бы Белов нарисовал абстрактную картину по мотивам Матисса, но нарисовал в
пространстве, в трехмерности, и конструкции серого бетона стала
трехмерной картинной рамой. Причем синее и красное превратились у него в
телесно-небесную материю, которая существует в этой трехмерной картине
в сложной гармонии подобной той, какая достигается в «Танце» и в «Музыке»
Матисса. Это виртуозно сделано, это работа принципиально иного уровня.
А после этого Белов вернулся к фасаду и вынужден был его переделывать.
«Помпейский» фасад Михаила Белова. Варианты 1 и 2
Помпейских фасадов у московских домов теперь не делают, и уже одно
это делает дом крайне нетривиальным. Помпейский стиль употреблялся в
сталинской архитектуре, и здесь нужно сказать про него два слова. Повернув в
своем доме к помпейскому стилю, Белов тихо сам с собой повторил траекторию
движения архитектуры от конструктивизма к классицизму. Помпейский стиль –
это тончайшая архитектура потому, что это бестелесная классика, основанная на
тектонике воображаемого. Помпейский ордер не может существовать в
реальности, он висит на плоскости, а не стоит на земле – и темой сталинского
помпейского стиля как раз и является это реальное существование того, что может
быть только нарисовано. В этом смысле помпейский стиль не является
возвращением к чему-либо, он вообще мог появиться только после, подчеркиваю,
после конструктивизма, ибо именно конструктивизм дал архитектуре
необходимый для него опыт тектоники фантазии, тектоники полета.
Вернемся теперь к новому фасаду. В нем опять живут синий и красный, и после
интерьера он кажется разыгрыванием той же самой темы перевода архитектуры в
живопись и обратно. Структурно он, как ни странно, гораздо выразительнее, чем
структуралистский – четыре появившихся эркера воспроизводят некую логику
деления дома на подъезды и квартиры, ты понимаешь, что за этим фасадом стоит, в
отличие от формальной игры в структурализм, которая была сначала, этот фасад
куда реалистичнее. Но его восприятие основано не на этом. Помпейская
тектоника тонких, струящихся вниз стоек и орнаментов делает его дематериализованно бестелесным, вернее – он обладает
тем же странным материальным статусом, что и цвета в интерьере. Вообще, если
говорить о его тектонике, то больше всего это напоминает занавес, и сами эркеры,
которые его прикрывают, кажутся складками этого гигантского занавеса.
Все вместе выглядит так, будто бы на сцене с традиционным «помпейским»
занавесом поставили авангардный балет «Красное и синее».
Всем этим можно долго восторгаться. Реальная сегодняшняя архитектура редко
обладает такой тонкой проработанностью художественного языка, здесь сказывается бумажный опыт Белова. Но вот что
интересно. В тексте этой статьи есть что-то от Ильфа и Петрова, от реплики Остапа
Бендера, обращенной к Эллочке: «Вас обманули, вам продали гораздо лучший
мех!». Сторонники модернистской архитектуры в Москве все время боятся за
свободу творчества и все время опасаются какой-то насильственной классицизации.
По-моему, опасность преувеличенна. Ведь какова должна быть степень модернистской цензуры, чтобы человек, у которого
так получилось, переживал и мучился сомнениями.
<<вернуться
|
|
|