|
|
Современная классика
Сергей Ходнев
Дацан в Багровых тонах
VII-MMIII - 03.06.2003
Ресторан «Красный»
Москва, Пречистенка, д.30
Архитектурная группа Radius 095
Елена Франчян, Борис Матвеев
2001–2002
Диванная группа. Даже такая заурядная вещь, как
замыкающая основную зону зеркальная плоскость, умудряется
задавать мистический колорит
В поедании любого национального блюда есть нечто от аттракциона, тем более, если
речь идет о кухнях других континентов. «Я ел в Китае ласточкины гнезда», –
высокомерно заявляет у Дюма граф Монте-Кристо, и его гости приходят в
состояние благовоспитанного шока: вот ведь жизненный опыт. «Век простоты
миновал», и в нынешнем полицентричном мире пристрастие к той или иной
кулинарии – вопрос прихоти, а не национальной идентичности. «Аттракционность» тем не менее остается, мало того,
она перескакивает из обеденной тарелки на манеру принятия пищи, на сервировку
и даже на оформление интерьера. Архитектору при этом отводится роль чуть
ли не главного режиссера, от него зависит не только аппетит кушающей публики,
но и специфика того действа, в которое превращается обед или ужин.
Общий вид ресторана. Основная посадочная зона
размещена на подиуме. Детали спинок стульев
перекрещены, как самурайские мечи
Полным-полно заведений, где погружение в экзотику совершается с
прямо-таки подкупающим прямодушием: «японцы» заставляют посетителей
разуться и присесть на татами, «арабы» сажают их с поджатыми по-турецки
ногами на подушки – и все эти экзерции, естественно, напрямую сказываются на
интерьере. Внутренность ресторана «Красный», в прошлой жизни
именовавшегося «Тамерлан», ни к чему такому посетителей не обязывает. Есть,
конечно, диванная группа, но вообще-то пространство организовано вполне привычно – ряды столов, гарнитуры стульев.
Если плясать от кухни, то причина проста – кухни тут три: и японские суси-сасими,
и более фундаментальная китайская, и даже монгольская; три соответствующих
цивилизации не совсем сходятся между собой в методике приема пищи. Ну а если
пойти далее и допустить крамольное предположение, что кулинария не самое
главное для архитектора? Что тогда?
План ресторана. Посадочная зона открывается в просторное помещение, где на шанаге –
гигантской сковородке – готовят монгольские
блюда
А тогда получается еще более интересное путешествие с еще более интересным жизненным опытом. Потому что
вообще-то мысль о том, что в это помещение можно как-то между делом забежать
перекусить, в голову не приходит. Показатель благоговейности у посетителя
зашкаливает, едва он успевает переступить порог. Не хватает только, чтобы
откуда-то из глубин раздался приглушенный удар гонга. Такое ощущение, что ты
попал не то внутрь ларца для хранения буддистских реликвий, не то в весьма
сакральное помещение какого-нибудь дацана: шершавые стены благородного
красного цвета, не яркого, а скорее блекло-терракотового, и на них
таинственно мерцают некие азиатские графемы – ни японские, ни китайские,
а скорее уйгурские. Графемы тоже поблекшие, чуть облезлые, но сидят на
плоскости стены уверенно, с какой-то медитативной напряженностью. Дерево
(мебель и детали светильников) как будто старым лаком покрыто – все в кракелюрах, позолота стершаяся, и ненавязчиво
проступающий из-под нее вишнево-красный цвет кажется просто грунтовкой.
При этом очень точно найдена мера освещенности – загадочной полутьмы
не наблюдается, но и будничной яркости тоже. И даже то, что основной уровень
посадочных мест слегка приподнят, кажется ритуальным ходом. Когда на этот
уровень попадаешь и созерцаешь оттуда ярко освещенных монголов в этнических
одеяниях, которые сосредоточенно гоняют мясо по шанаге (гигантская сковорода), то
это тоже кажется обрядом.
Слева – интерьер европейского ресторана, восточный стиль в
западной интерпретации, этот образ был взят за
основу проекта. Справа интерьер «Красного» –
индивидуальный вариант Востока.
Конечно, ритуал ироничен, и когда посетитель вдоволь натешится таинственным Востоком (а происходит это довольно
скоро), приходит черед тешиться ощущением того, что пределов Европы он при
этом не покидал. Этот факт на самом деле доставляет немалое удовольствие. Получается даже не вояж европейца в дальние
края, а воззрение на тамошние реалии через многослойную оптику исторических
стилей. Первым стеклышком тут стоит совершенно отчетливо видимый ар деко.
Он повсюду – на плоскостях стен, на потолке, на фонарях, на мебели хоть и
невидимо, но куда отчетливее золотых иероглифов написано: «Это Восток,
как его пристало видеть из Европы».
Эскизы светильников. На самом деле выполнены
они не из дерева и бумаги, как кажутся, а из более
основательных материалов – шамотной глины и стекла
В этом самом «пристало» есть что-то остро несовременное, что-то неглобальное
и даже антиглобальное. В свое время ар деко, несмотря на все его попытки стать
массовым стилем, умудрился сохранить какой-то флер элитарности и респектабельности. Даже дерзость, даже скупость
линий – это скупость богача и дерзость просвещенного миллионера. Такому
сидеть на пятках как-то не к лицу, даже если ему пришла фантазия поесть конины.
Темно-красный цвет и немного золота – такова
основная гамма ресторана. Как можно видеть, краснота – благородная,
теплая, позолота – как бы древняя, полустертая
В «Красном» получается очень рафинированный подход к Востоку – не
manierre japonaise, не chinoiserie, а какая-то Tamerlanerie. Ни одного буквального
заимствования, если не считать письмен. В восприятии пространства есть нечто
японское, и все ж таки это не Япония, фонари явно откуда-то из Индокитая
и вместе с тем без всякой азиатской генеалогии, столы не похожи на
европейские, но Дальний Восток их разве что навеял, а не произвел самостоятельно
(вся мебель спроектирована специально для этого интерьера). Это не Китай, где
шьют пуховики и штампуют микросхемы, это не Япония, где перенаселение и
неустойчивый курс иены. Это Азия в европейской традиции стилей, где как-то
было принято присматриваться к чужой культуре с любопытством, уважением,
удивлением, но не рядиться в мамамуши, как мольеровский Журден. Такие ухватки
теперь, когда цивилизации шатаются и путаются, этой самой традиции можно
было бы поставить в вину. Но она никакой вины за собой не чует – что видно хотя бы
из того, с какой легостью она формирует одаренных последователей.
|
|
|