|
|
|
Современная классика
Елена Гонсалес
Три дома
VII-MMIII - 03.06.2003
Некоторое время назад среди торжествующего
«лужковского стиля» стала появляться другая
архитектура – рациональная, сдержанная, словом –
интеллигентная. Почти сразу эта оппозиционная
архитектура (если пользоваться общеупотребительными обозначением – модернистская) стала
побеждать в профессиональных конкурсах. Компетентные жюри отдавали ей и «Золотое
сечение» и «Дедалов», что позволило архитектурным
критикам провозгласить победу модернизма над
эклектикой. Этот вывод был так всем приятен, что
на его очевидное лукавство не хотелось обращать
внимание. Действительно, казалось: вот построит
Скокан (или Киселев, или Плоткин, или Хазанов) в
центре еще один хороший «европейский» дом, и всем
сразу станет ясно, что такое настоящая архитектура.
Власти возьмутся за ум и перестанут тратить
бешеные деньги на все эти псевдоисторические
архитектурные «кудри», а богатые москвичи изменят красному кирпичу с бетоном. Но нет.
Модернистская архитектура допускается сегодня
ровно в таких количествах, чтобы удовлетворить
спрос покупателей, ориентированных на западные
стандарты. Большинство же по-прежнему голосует
рублем за «красоту», которая видится, увы, совсем
не в лаконизме линий и дефинициях серого цвета.
Оставив сии тонкие чувственные наслаждения
швейцарцам и голландцам, московские инвесторы
делают выбор между этикой и «эстетикой» в пользу
последней – и как следствие возникает неоардеко.
Три дома (два в Моске, один за городом) совершенно очевидно лежат вне столбовой дороги
русской архитектуры, куда бы она не повернула.
Тем не менее, они по-своему, весьма неожиданно
разрешают коллизию – спрос масс на традиционную
и «богатую» архитектуру, с одной стороны, и желание архитекторов говорить современным
языком, с другой. Этим языком становится язык
современного искусства, счастливо избегающий
категорий красиво-некрасиво, правильно-неправильно и плохо-хорошо.
Самое интересное, что этим языком пользуются
архитекторы, по-разному себя позиционирующие.
Мастерская Сергея Ткаченко декларирует «рациональный контекстуализм» (авторское
определение) и в большинстве своих построек этому
определению следует. И вдруг – совершенно иррациональные: Рабочий и Колхозница у реконструированного метромоста, дом «Патриарх», особняк
на улице Машкова, проект комплекса «Лабиринт»
с картинами Страшного суда на фасаде жилого дома.
Рационалисты ткаченковской мастерской неожиданно выступают в роли коллективного
Тер-Оганяна, рубящего икону контекстуализма.
За что немедленно предаются анафеме правоверных
как со стороны классицистов, так и со стороны
модернистов (в данном случае вероисповедание
значения не имеет).
Еще не достроенный дом в Малом Левшинском
мастерской «А-Б» вызывает совсем иную реакцию
прогрессивной архитектурной общественности.
Тут, безусловно, на руку архитекторам играет их
имидж отчаянных авангардистов: ну мало им детской студии и Бухты Радости, ну украсили
Москву заповедную домом чудным, а могли бы и
ж-у из целлофана показать. Ну и пронесло, ну и слава
богу. С другой стороны, то, что мастера арт-жеста
начинают делать большую архитектуру, отрадный
факт, свидетельствующий о дальновидности инвесторов и плюрализме согласующих инстанций.
Александр Ермолаев и его коллеги, напротив,
никакого баловства себе не позволяют. И заказчикам
– тоже. То ли время, когда формировались взгляды
мастера, было такое, то ли это органически присущее
ему качество – но стремление жить не по лжи, оно не
только в словах, оно в вещах, которые нелживы.
Ермолаев способен вытащить эту подлинность из
самых разных стилей, даже из модерна, превратив
его необходимую декоративность в осознанную
свободу.
Несмотря на очевидную разницу художественных программ, архитекторы реализуют свои объекты
в рамках одной стратегии. Все они эксплуатируют
классические образы, помещая их в область современной художественной проблематики –
в результате возникает архитектура, которую легко
ругать, легко хвалить и трудно не замечать. Архитектура, разом смазавшая карту архитектурных будней.
|
 |
|
