|
|
Ответ: Владимир Седов
Распространение порядка.
Двенадцать коллегий
IX-MMIII - 07.01.2004
Можно исследовать и
наблюдать ритм здания
Двенадцати коллегий, а
можно от него устать.
Приближение дает
«приватный» масштаб,
а некоторая дистанция
опять выявляет монотонный ритм и имперский
масштаб
Новое здание правительственных
учреждений было заказано Доменико
Трезини, одному из самых удачливых и
плодовитых архитекторов, работавших в
петровском Петербурге. При общей известности этого архитектора о самом Трезини
мы знаем совсем немного: по происхождению итальянец, он был выписан из Копенгагена, столицы союзной России Дании.
Это значит, что он уже работал у датского
короля и знал стиль северного барокко,
сдержанную, плоскостную и в основе своей
протестантскую версию барокко католического. Этот стиль, знакомый Петру по
его поездке в Голландию, был как-то
молчаливо и уверенно выбран в качестве
ведущего в сооружении Петербурга, а
потому южные по происхождению курватуры Киавери (Кунсткамера) или Швертфегера (проект Александро-Невской
лавры) выглядели отдельными яркими
мазками на общем сдержанном фоне
столичной архитектуры. В этом стиле
петровского Петербурга Доменико
Трезини был главной фигурой: он проектировал и строил Петропавловский собор,
ворота Петропавловской крепости, Летний
дворец и десятки других построек. Все
свои здания он обрабатывал плоскими
пилястрами с в меру изящными капителями, тянутыми карнизами, рамочными
наличниками с «ушами», а также накрывал эти здания кровлями с переломом. Это
был какой-то не совсем типичный зодчий,
который не выпячивал своих дарований,
не стремился создать свою лучшую постройку, но спокойно работал на самых
разных стройплощадках, выполнял любые
поручения, дополнял и воплощал любые
проекты, а главное – слушал царя и делал
так, что царь понимал и принимал каждую следующую постройку. Царь приглашал временами то блестящего Микетти, то
лощеного Леблона, но их куда-то сносили
ветры перемен, а Трезини оставался и был
все так же близок к царю и так же
нетребователен.
Северный торец здания,
южный торец
В деятельности Трезини есть один
эпизод, который, вероятно, является
ключом к пониманию здания Двенадцати
коллегий. Этот эпизод – создание трех
хрестоматийно известных типовых домов
для Петербурга: это «дом для подлых»,
«дом для зажиточных» и «дом для именитых». Это очень простые постройки в духе
северного барокко (только в «доме для
именитых» есть следы какой-то французистости, сообщенной, видимо, Леблоном),
которые предназначались для регулярной
застройки Петербурга: участки и строительство частное, а общий стиль государственный, созданный государственным
архитектором и апробированный самим
царем. Эти здания, безразлично – будет
это административное сооружение для
министерств или группа жилых домов
в месте расположения Преображенского
полка, должны быть «в стиле», должны
поддерживать определенный престиж
владельца, города, государства, а также
должны быть достаточно гибкими –
для того чтобы их можно было применить
к разным условиям. Всем этим требованиям отвечают и типовые дома Трезини
и его же Двенадцать коллегий.
Двенадцать коллегий возглавляют
иерархию (так же, как Летний дворец
Петра возглавляет иерархию домов «для
именитых»), задают городской масштаб и
определяют последовательность «нисхождения» типов в регулярной застройке
новой столицы: от протяженного здания
министерств к блокам типовых домов для
именитых, затем к строчкам домов «для
зажиточных» и, наконец, к «домишкам
для подлых», все так же поставленных
вдоль красной линии – неважно чего, канала, набережной или улицы.
Вид одной из коллегий
Это архитектура для колонизации и для внешней и для внутренней, а потому
поселки таких типовых домов и такие
типовые министерства могут появляться и
в только что основанном и пустом еще
Петербурге, и в английских и голландских
колониях по всему миру, и в новооснованных городах во французской Канаде. Несколько позже мы увидим такое типовое
строительство в самой России и в гораздо
более крупных, каких-то гомерических
масштабах: в эпоху Екатерины II, основывавшей новые города и кардинально преобразовывавшей старые, в эпоху военных
поселений при Александре I и Николае I
и, наконец, в советское время – в Усачев-
ке, Новых Черемушках и Бескудникове.
Так что Трезини и Петр стоят у истоков
государственно регулируемого типового
строительства в России, соответствующего
каким-то призрачным и при этом вполне
определенным стилевым и утилитарным
нормам эпохи.
Но этот государственный и колонизаторский оттенок не исчерпывает всего
идеологического и формального содержания здания Двенадцати коллегий. Дело в
том, что привести примеров типовых зданий можно множество, но большинство из
них будут отдельно стоящими постройками, пусть монотонными, пусть протяженными, пусть скучными, но отдельными,
ограниченными в пространстве.
Детали здания: фронтон,
решетка балкона, деталь
фронтона, консоли
балкона
Даже в провинциях и колониях архитекторы чаще всего стремятся к обособленности здания или, по крайней мере, к
включенности его в комплекс с помощью
других, тоже обособленных зданий и сооружений. А вот прибавление однородных объемов и даже, скорее, умножение
таких объемов – принцип достаточно
редкий для архитектуры Запада от античности до самого Новейшего времени. Если
задуматься, то этот принцип, кажущийся
столь редким для основного направления
архитектуры, существует и очень хорошо
себя чувствует в другой сфере. Речь идет об
архитектуре (иногда даже не об архитектуре, а о строительстве) военной, складской,
портовой, тюремной, больничной, иногда
– заводской. Если задуматься о принципах
построения всех этих видов прикладной
архитектуры, то мы увидим спокойное и
уверенное применение любых способов
мультипликации объемов, утилитарное
отношение к объемам вообще и циничное
отношение к декору: пусть украшает то,
что можно украшать. Особенно это видно
на примере барочных сооружений, практически современных зданию Двенадцати
коллегий: складов голландской Ост-Индской компании, госпиталей в Париже
и Лондоне, военных сооружений в крепостях Вобана на границах Франции. Это
достаточно замкнутый мир, который обычно не влияет на частную, общественную,
культовую и «штучную» административную архитектуру.
Филипп Вингбоонс
Два двойных дома Якоба
Кромхоута в Амстердаме
на канале Херенграхт.
1660 – 1662
Но в петровском Петербурге и,
вероятно, в уме самого Петра, произошла
подмена понятий, и представление о строящемся городе как о крепости, порте
и военном лагере вылилось не только
в такие жесты, как сооружение Адмиралтейства с крепостью среди жилой застройки, но и в создание сначала мазанковых,
а потом и кирпичных Коллегий, в которых
поэтика складов с их мерным ритмом
и сдержанностью форм была перенесена
на представительное здание. Дальше этот
принцип построения, который недружелюбно настроенный читатель мог бы
назвать и «казарменным», был применен
в какой-то степени в многочисленных
военных городках в Петербурге (Преображенский, Семеновский, Измайловский,
Павловский и другие полки), а также
в штабных городках военных поселений.
Но такое же прямое сложение одно-
родных объемов найти все же достаточно
трудно: казармы могут развиваться одна
рядом с другой, ставиться в ряд и по пери-
метру, но не соединяться такой уверенной
и монотонной цепочкой. Так что Трезини
(и, конечно, императору Петру) удалось
создать постройку, в которой принцип
голландских портовых складов, в самой
Голландии приведший только к созданию
на каналах Амстердама парочки домов-
близнецов в середине XVII века, развился
в какое-то символическое основание
формообразования. И как хорошо, что
коллегий было всего двенадцать, как
трудно пришлось бы зодчему и последующим исследователям и зрителям, если
бы министерств было бы вдвое больше.
Предел тут положить трудно. Этот предел
был, вроде бы, положен Растрелли, развернувшим композицию Коллегии (с
пышным декором) в непомерную линию
Царскосельского дворца, но и здесь задаешься вопросом: а может быть, и дальше
можно было бы продолжать эти бесконечные и похожие ризалиты и соединяющие
их корпуса?
<<вернуться
вверх
|
 |
| | |
 | |
|
| | |
Ответ / Абсолютная
архитектура |
| | |
| | |
| | |
| | |
| | |
| | |
| | |
|