Современная классика

Владимир Седов
Сделано после Палладио
XXVIII-MMIX - 01.05.2009

Вилла в Архангельском
Проектирование 2002–2003
Время строительства 2006–2008
Архитекторы: Дмитрий Петров, Александр Новиков
Выполнение фасадов и интерьеров «ПМК-строй»

Главный фасад виллы

От приречного шоссе в районе Архангельского, совсем недалеко от знаменитой усадьбы Юсупова, боковая дорога поднимается вверх. На полгоры находится въезд в двойную усадьбу, где оба дома построены одним архитектором, но один стоит на склоне, а другой – врезан в вершину холма. Этот верхний дом только что закончен, он открывается зрителю сначала издалека, снизу и в фас, всем своим двухъярусным, даже трехъярусным ризалитом, а потом – только в ракурсе и с близкого расстояния. Дом довольно большой, но это видно только снизу, тогда как «с приезда» открывается внушительным, но все же более камерным боком, к которому ведет небольшая площадка – площадь, ограниченная тоже врезанным в склон невысоким хозяйственным флигелем со службами и гаражом. И только пройдя к самому центру паркового (он же парадный) фасада, понимаешь, что перед тобой развернуты все мыслимые для архитектора формы: и прорезанное арками массивное рустованное основание с выдвинутым ризалитом, и портик с аркадой в ризалите первого этажа, и портик из пилонов – во втором этаже, и треугольный фронтон над портиком. Всю эту сложность композиционную поддерживают сложносочиненные декоративные формы: руст разной глубины, строгие профилированные карнизы, наличники окон, шары и вазы в завершениях столбиков галереи и над порталом. Между домом и обрывом, ограничивающим верхнюю часть усадьбы, устроена площадка, со стороны обрыва ограниченная деревянной перголой с беседкой по центру. Получается частное пространство в уровне основания дома, закрытый зеленый дворик в окружении грота, перголы и цокольного этажа особняка.

Генеральный план усадьбы

Выше, в уровне прочного портика, от дома открывается захватывающий вид на долину Москвы-реки, вид этот повторяется в еще более широком «изводе» из пилонного портика, и от беседки над домом, от которой взгляд «перемахивает» крыши врезанного в скат строения. Этот вид, почти как в горах, заставляет сразу же задуматься о том, как должен портик ризалита дома смотреться из пейзажа. А он смотрится как воспоминание о каком-то ином крае, не как портики Львова или Казакова. Тут же становится понятно, что перед нами не русская усадьба, а именно вилла, итальянская вилла, да еще и расположенная в предгорьях.

Фасады и разрезы виллы

Сначала кажется, что автор имел в виду Палладио, но у этого мастера XVI века все виллы равнинные и к тому же имеют хотя бы по два обработанных со всей тщательностью и пышностью фасада, а в идеале палладианские виллы рассчитаны на круговой обзор, это дома-храмы с «фасадами» со всех сторон. Здесь же, в Архангельском, мы имеем только один фасад, боковые же отчетливо подчиненные, а задний вообще скромен – его видно только в ракурсе сверху, через него взгляд находящегося в беседке на вершине участка и холма как будто «перемахивает» – в сторону феерического подмосковного пейзажа внизу и вдали.

Нет, это что-то другое, тут запрятана какая-то другая аналогия, ключ к этой архитектуре не в палладианской гармонии, не в «остановке мгновения», а в какой-то школе или манере, где идеи и формы Палладио были живы, но не были уже столь решительно всеобщими, где сомнение и умножение дали другой эффект – хрупкого величия, чуть дробной поверхности, немного заостренной гармоничности. Идиллия достижима, но не в полной мере, красота достижима, но с изъятиями, гармония подточена сомнениями и деталями. Можно догадаться, что речь в авторских «мечтах» идет не о барокко, еще не о барокко. Но, как мы видели, уже и не о позднем ренессансе Палладио. Что же это такое?

Вид от грота

Нам показалось, что собственные догадки лучше всего дополнить авторским объяснением. Дмитрий Петров на поставленный вопрос (откуда же источники форм виллы?) говорит прямо и с радостью: это же Винченцо Скамоцци! Не Бертотти Скамоцци, теоретик XVIII века, а именно Винченцо, ученик и последователь Палладио, работавший на рубеже XVII столетия. И Винченцо Скамоцци, и его последователи XVII–XVIII веков, сделавшие многочисленные виллы как на Бренте и в других равнинных местах венецианской Террафермы, так и в предгорьях Альп, где архитектура вольно или невольно «заострялась» перепадом рельефа и прорывами дальних видов. К этим венецианским виллам предгорий и перекидывает мостик вилла в Архангельском: прочитывается обращение к итальянскому террасному парку, причем вид от дома разный в трех уровнях: нижняя терраса создает замкнутое пространство, ограниченное деревянной перголой над обрывом террасы, в среднем уровне (через арки первого уровня портика и арку перголы) открывается вид на водопад в нижележащем саду соседа, третий же уровень составляет терраса портика, откуда уже, как с птичьего полета, развертывается далекий вид в пойму.

Итак, по авторскому замыслу имелась в виду постпалладианская вилла. Выбор такого редкостного образца объясняется, по словам Петрова, не какими-то особенностями нашего времени, а пространственной и композиционной задачами. Здесь и указанная сложность рельефа (склон холма, врезанный в него объем, три фасада «пропадают», остается один «парадный», невозможность сплошного обхода), и стремление все эти сложности учесть и выразить привели к осознанию невозможности создания чисто палладианской постройки. Ведь если бы это была все же палладианская вилла, то помещенная в какие-то необычные условия, а потому как-то стесненная, измененная и трудно узнаваемая.

Планы нижнего и первого этажей

Кроме того, на этом объекте в период рабочего проектирования и строительства, очень затянувшегося, было очень много ошибок, их автор исправлял, многие исправил, оставшихся – стыдится. Он понимает, сколькому нужно еще учиться, чтобы компоновать ордерную архитектуру без ошибок, с непротиворечивыми, логичными узлами классицистических форм. Работы Палладио для Петрова – идеал, который трудно достижим, но не в силу невозможности стилизации (она-то как раз возможна), а в силу безмятежной гармонии, которую современный архитектор просто не желает воссоздавать, поскольку он эту гармонию не испытывает, не ощущает, видит как недостижимую. А свою композицию он считает возможным связывать с последней четвертью XVI – первой половиной XVII века, когда, по его словам, у последователей великого мастера из Виченцы стали преобладать «сельская простота и вариативность» (а не, заметим от себя, ученая сложность и однозначность классичности – как у Палладио). Автор ценит возможность делать неправильно, компоновать с ошибками, не дикими, а выразительно-диалектными. В Палладио он видит догму (возможно, созданную не им самим, а его любителями в позднейшие периоды), а творить хочет без догматического следования формам и рецептам одного мастера. Так, как это делал Винченцо Скамоцци, то есть неправильно (с точки зрения «чистого» палладианства).

Почему Петров так ценит возможность делать неправильно? Он сам отвечает: ему нравятся вторичные интерпретации (время развития школы), а не первопамятники (вершины, шедевры). В результате возникает очень своеобразная интеллектуальность архитектуры, направленная на воспроизведение форм труднодоступных, малоизвестных построек, к тому же обладающих вторичной архитектурой, вторичными формами в оригинальной, но не исключительной интерпретации. Это такой расчет на создание самопримитива, искусственного примитива.

Вилла Контарини в Азоло XVI век

Удивляет зашифрованность этого искусственного примитива. Это какой-то энигматический коллаж, слитый в единое целое, сгармонизированый в законченный образ виллы с портиком, но для внимательного наблюдателя (и, конечно, автора постройки) распадающийся на отдельные цитаты, розыгрыши, сноски, гиперсноски, примечания. Угадать, увидеть эти отсылки очень сложно, нужно очень много знать, любить малоизвестные виллы, помнить редкую литературу. Это послание ограниченному кругу людей, которые могут отгадать загадку.

Итак, автору были нужны для создания классицистического, в основе ренессансного (позднеренессансного) образа – свобода, неправильность, игра в постройки на Терраферме, в предгорьях Террафермы. Еще архитектор хотел уйти от большого ордера. Для того чтобы снять пафос, этим большим ордером с неизбежностью привносимый. Он хотел небольшой участок решить с помощью одновременно простой и сложной композиции с одним сильным, но не чересчур доминирующим ордерным ризалитом. Нужно было создать ощущение приватности в сочетании с развернутой, сложной иконографией. Автор виллы не отрицает постмодернистской иронии относительно самого себя и заказчика, но, с другой стороны, декларирует серьезное отношение к архитектуре.

Вилла Молин близ Падуи. Построена по проекту Винченцо Скамоцци после 1597 г.

В результате возник очень противоречивый объект, в котором общий образ цельный, а интерпретации сложные и часто взаимоисключающие. Цельный образ диктует обращение к респектабельности и классическому спокойствию. А избранные образцы добавляют в это дробности, смятения, волнения. Архитектор сам «убавляет» респектабельность и спокойствие, избирая сложно прочитываемые прообразы. Привлекая иконографию Скамоцци и его последователей, влюбленных в творчество Палладио, задержавшихся в позднем ренессансе тогда, когда повсюду вокруг уже бушевало барокко (а затем и неоклассицизм наступал), автор следует за мастерами венецианских вилл, которые поневоле «разбавляли» цельность и ясность Палладио барочными сочными вставками или необычной тщательностью и скрупулезностью. В результате кажется, что отрицающий прямой диалог с современностью Петров на самом деле все же ведет. В его вилле сказывается ощущение того, что сейчас Палладио невозможен, что сейчас мы живем во времени после Палладио, когда обращение к основным формам палладианской классики может дать проверенный эффект, но это будет обращение не напрямую, а к творчеству последователей, стилизация позднего ренессанса эпигонов. В самой этой стилизации есть и высокомерие знатока, зашифровавшего образцы и ждущего таких же знатоков в качестве ценителей, и грусть профессионала по кажущейся недостижимости когда-то поразившей гармонии, и виртуозность много знающего архитектора, решающего практическую задачу создания дворцового жилья в ближайшем Подмосковье.

вверх