приглашаем посетителей сайта на форум
16.12.2009/ содержание и все опубликованные материалы номера XXIX MMIX
01.05.2009 / содержание и все опубликованные материалы номера XXVIII MMIX
20.01.2005 / Открыт раздел "Тексты", в котором опубликованы книги Г. Ревзина
"Неоклассицизм в русской архитектуре начала XX века" (М., 1992) и
"Очерки по философии архитектурной формы" (М., 2002)

     тел.(495) 623-11-16  

 

О журнале
 
Подписка
 
Форум
 
Что делают
ньюсмейкеры?
 
Зарубежные
новости
 
Вызов - Ответ
 
Путешествие
 
Культура
 
SOS
 
Современная
классика
 
Вещь
 
Исторический
очерк
 
Школа
 
Художественный
дневник
 
Дискуссия
 
Объект
 
Спецпроекты
 
Книги
 
Тексты
 
[архив
номеров
]

 

 

Современная классика

Григорий Ревзин
Компромисс с реальностью
VIII-MMIII - 11.11.2003

Проект загородного жилого дома в Подмосковье
Архитектурно-дизайнерское бюро English Interiors
Главный архитектор Дмитрий Петров

Д.А.Петров (главный архитектор бюро «English Interiors»)
Проект частного жилого дома под Москвой. 2003

Этот дом сначала кажется неправильным. Стоит он как-то неправильно. Два дома, созданы одним архитектором, рядом никакой застройки – казалось бы, почему же не сделать ансамбль, не создать единую композицию. Они же – разноосны, разностильны и как бы не имеют отношения друг к другу. И аппендикс у него странный сбоку, где гараж. И крайне странно, что вход в дом осуществляется через этот аппендикс, а главного входа в дом и нет. Входя, вы упираетесь взглядом в глухую стену, два направления – налево в гараж и направо в дом – равнозначны. А потом, все же повернув в дом, направо, вы попадаете в глухой тамбур, пять на три метра, поворачиваете опять направо, тут – первая комната с окном, и – сразу налево – в вестибюль. Будто вход не в частный дом, а в парадное через подъезд.

Вид гостиной

И приходит он сразу же на уровень второго этажа, а на первый нужно спускаться как в подвал. Хотя он никакой не подвал, а полноценный этаж с бассейном. Будь там нормальный цокольный полуэтаж – была бы правильная вилла Венето. А он все-таки этаж – с окнами 2,5 метра высотой и двумя дверями, ведущими в холодные гроты-беседки. И по декору он как-то не дотянут, что ли. Зачем в верхнем портике эти рустованные столбы, а не колонны? А если портик опирается на аркаду, то зачем же за ней прямоугольные, а не арочные окна? При таком роскошном рельефе и таких размерах это мог бы быть дворец. А так отчасти походит на флигель сталинского санатория, и кажется, что в этом тамбуре за дверью может сидеть дежурная медсестра, у которой надо записываться в бассейн.

Общий план участка с расположением двух домов

Но при этом у дома есть одно странное свойство. Он неправильный, но какой-то убедительно неправильный. Бывает, что архитектура выглядит естественной с самого начала. Потом оказывается, что это следствие устойчивой функциональной конструкции, когда за каждым решением стоит своя логика, и из одного следует другое, следствие каких-то неосознаваемый традиций, но это уже результат анализа. А в начале его – как раз непонятная сначала естественность, подсознательное ощущение основательности, исходящей от архитектуры.

Какая главная задача возникает при увязывании между собой двух частных загородных домов на одном участке? Есть задача архитектурная – придать им некое единство. Но есть жизненная. Даже если это два друга, две семьи, которые специально решили поселиться вместе, совершенно очевидно, что задача вовсе не в том, чтобы архитектурная форма запечатлела их прекрасную дружбу в формах ансамблевости. Задача в том, чтобы один дом никоим образом не был связан с другим, чтобы они «не подозревали» о существовании друг друга, и тогда есть надежда, что их прекрасная дружба выдержит испытание соседством.

Архитектору, принявшему эту логику, свойственно некое смирение, задачу удобства жизни он ставит несколько выше эффектности архитектурной формы. Мне кажется, что в этом – ключ к пониманию проекта. Дмитрий Петров задвинул свою прекрасную виллу максимально глубоко внутрь горы (перепад уровней составляет два этажа), придумав для нее вид только в одну сторону, так, чтобы другой дом «потерялся» в складке рельефа и выступающем пригорке. При взгляде с уровня земли вы не видите «чужого» участка, спрятанного перголой, а при взгляде с балкона бельэтажа «чужая» земля теряется за подпорной стенкой, и вместо нее вы видите дальние поля.

Главный фасад, разрез, план 1-го этажа

Этому эффекту, вернее, сглаживанию его последствий, подчинено все остальное архитектурное решение. У дома остался только один фасад, садовый. Второй – темный на два этажа, там могут быть только служебные помещения, естественно, что туда уходит лестница. Но в таком случае невозможен главный вход через садовый фасад – иначе вестибюль съест весь первый этаж. Отсюда возник боковой подъезд. Но по рельефу он находится на уровне «бельэтажа». Выхода два – или заглублять гараж на уровень цоколя для достижения правильной «горизонтальности», или поднимать цоколь на уровень гаража. И оба хуже. Если поднимать цоколь – то парк перестанет делиться на две зоны, ближнюю, более интимную, и дальнюю, композиция сразу приобретет некий разгон «в поля» и съест «лужайку» у фасада. Если опускать гараж, то это надо копать яму под него и понижать подъездную дорогу для машин, что уж совсем глупо. Оставили так, как есть – отсюда высота первого этажа, вылезающего за рамки цоколя. Он держит «интимную» зону парка. Честно сказать, полученный эффект, несмотря на нарушение пропорций «правильной» итальянской виллы (мысленно срежьте половину нижнего этажа, и вы тут же ее увидите), крайне логичен и удобен. Все же приятно, когда бассейн оказывается не в подвале, а на уровне дневной поверхности. Специфика итальянской виллы как жанра – в ее каноничности, рассматривая этот дом, сразу обнаруживаешь нарушение канона. Но эти нарушения производят эффект «укоренения». Все же, хотя и грустно это признавать, в наличии итальянской виллы, то есть загородного дворца в полях Подмосковья, ощутим не лишенный некой ходульности жест, может быть и естественный для архитектора и критика, но мало понятный нормальному человеку. Автор настоящего текста несколько раз встречал заказчиков, всячески сочувствующих идее сохранения классической культуры, но при этом испытывающих при мысли о разыгрывании из себя веницейских аристократов XVII столетия чувство безотчетного содрогания. Своими «неправильностями» архитектор придает итальянскому жанру русский акцент. В его рисунке читается не только итальянский прототип, но и «итальянские виллы» русской эклектики, весьма толерантно относящиеся к изменению пропорционального строя, и сталинские санатории, совмещающие изысканность фасадов со странными причудами внутренней планировки.

Я бы сказал, что именно в этом «обрусении» Петров находит некую тему, которая довольно резко отличает его от других мастеров, работающих в том же русле. Их классика ориентирована на нечто совершенное и довольно далекое – неважно, фантазийную Италию или Шинкеля, понятого с обезоруживающей буквальностью. Соответственно, фигура, которая тогда возникает в отношении окружающего контекста, – резкое, иногда даже выспреннее и героическое противостояние. Петров как бы и любит Палладио, но с поправкой на проверенность этой любви долгой историей, скажем, на то, что из него получилось в санаториях Кашина и Трускавца.

Это чувствуется даже в интерьерах. Тут видно, что главную ценность для Петрова представляет спокойствие и равновесие большого нейтрального пространства. Ордером он пользуется прямо-таки скупо, только пилястры, и хотя здесь опознается английский стиль, но отчасти и благодаря английской мебели. Без нее скупость рисунка в сочетании с торжественной простотой пространственного построения приобретает холодноватый, чтобы не сказать – казенный, характер архитектуры 30-х.

В начале 80-х гг. автор настоящей статьи и автор настоящего дома очень спорили по поводу сталинской архитектуры. Замечу, что сталинскую архитектуру хвалить тогда было еще не слишком принято (теперь – уже не слишком), так что похвалы Петрова показались мне на удивление оригинальными. Но он очень твердо настаивал на достоинствах этой школы, и я помню, что он тогда говорил. Что трехэтажный сталинский дом, стоящий в провинциальном русском городе, с трудом отличим от такого же дома, поставленного здесь в 1910-е или же в 1840-е. И главное их свойство – естественность в этом городе, в этой среде, в этой истории. Тогда это была голая идея. Теперь, мне кажется, ему удалось найти формулу достижения этой естественности.

Она в общем-то проста. Она заключается в том, что архитектура охотно идет на компромисс с реальностью. Она не стремится ни к эффектности, ни к правильности – она стремится к обоснованности удобством. Ну, скажем, дано: человеку нужно построить классическую виллу, но так, чтобы он: а) никогда не видел своего любимого соседа, б) не чувствовал неловкости от того, что живет в бутафорском дворце. Результат налицо.

вверх

 Архив

     

11.11.2003 VIII-MMIII
Ирина Шипова
Интервью с лидером берлинской неоклассики
Ханс Колхофф: «Все, что изобретено модернизмом, обернулось чудовищным провалом»

     

11.11.2003 VIII-MMIII
Григорий Ревзин
Петербург поздней античности

     

11.11.2003 VIII-MMIII
Григорий Ревзин
Компромисс с реальностью

     

11.11.2003 VIII-MMIII
Людмила Каштанова
Антисинтез искусств

     

 Архив раздела

     

XXIX-MMIX

     

XXVIII-MMIX

     

XXIV-MMVIII

     

XXIII-MMVIII

     

XXII-MMVII

     

XXI-MMVII

     

XX-MMVI

     

XVIII-MMVI

     

XVII-MMVI

     

XV/XVI-MMV

     

XIV-MMV

     

XIII-MMV

     

XII-MMIV

     

XI-MMIV

     

X-MMIV

     

IX-MMIII

     

VIII-MMIII

     

VII-MMIII

     

VI-MMIII

     

V-MMII

     

IV-MMII

     
 

III-MMII

     
 

II-MMI

     
 

I-MMI

     

 


Rambler's Top100


     тел.(495) 623-11-16 

Rambler's Top100

 © Проект Классика, 2001-2009.  При использовании материалов ссылка на сайт обязательна