приглашаем посетителей сайта на форум
16.12.2009/ содержание и все опубликованные материалы номера XXIX MMIX
01.05.2009 / содержание и все опубликованные материалы номера XXVIII MMIX
20.01.2005 / Открыт раздел "Тексты", в котором опубликованы книги Г. Ревзина
"Неоклассицизм в русской архитектуре начала XX века" (М., 1992) и
"Очерки по философии архитектурной формы" (М., 2002)

     тел.(495) 623-11-16  

 

О журнале
 
Подписка
 
Форум
 
Что делают
ньюсмейкеры?
 
Зарубежные
новости
 
Вызов - Ответ
 
Путешествие
 
Культура
 
SOS
 
Современная
классика
 
Вещь
 
Исторический
очерк
 
Школа
 
Художественный
дневник
 
Дискуссия
 
Объект
 
Спецпроекты
 
Книги
 
Тексты
 
[архив
номеров
]

 

 

Современная классика

Беседа с Владимиром Седовым
Сергей Чобан: «Я пытаюсь архитектурные формы насытить дополнительным содержанием»
XXIII-MMVIII - 31.03.2008

Бизнес-центр «Бенуа»
Вид со стороны Пискаревского проспекта
Санкт-Петербург, 2007
С.Чобан, П.Олуфс, В.Каширина – nps tchoban voss, Берлин

Владимир Седов
В Петербурге Вы перестроили промышленное здание под бизнес-центр, который называется «Бенуа». Какая между всем этим взаимосвязь, и как возникла идея создания «дома Бенуа»?

Сергей Чобан
Это здание находится на территории бывшего завода «Россия», на углу Пискаревского проспекта и Свердловской набережной. Это так называемая Кушелевка, где в конце 1870-х – начале 1880-х годов располагались дачи, одну из которых снимала семья Бенуа, и где Александр Бенуа начал формироваться как художник. Его брат Альберт как раз оттуда писал свои знаменитые закаты.

Почему я обратился к наследию Бенуа, к его театральным эскизам именно в этом месте? Из-за «памяти места», но еще и потому, что для меня орнамент как таковой или – шире – орнаментальное решение фасада способствует нахождению дополнительных «корней» здания, его композиции. В данном случае мне очень важно было найти некий «сюжет» для очень простого по форме здания, тем не менее занимающего важное в градостроительном отношении место.

С одной стороны, я пытаюсь найти его за счет раскрытия здания на Смольный собор, который, скажем так, пока еще «потерянный шедевр» в градостроительной сетке Санкт-Петербурга. Хотя на этот собор ориентирована Шпалерная улица, но из-за того, что к нему примыкает территория водоканала с его площадкой и высотными ориентирами вроде водокачки, этот собор «оторвался» от других вертикалей, от Адмиралтейства, от Храма на Крови, от Исаакиевского собора. Мне казалось важным раскрыть на Смольный собор градостроительную ось, которая рождается на территории завода, превращаемой в жилой комплекс, – «подтянуть» район Кушелевки к центру и первым же зданием дать ему сильный импульс – поисками genius loci, попыткой интерпретации здания посредством истории, связанной именно с этим местом.

В.С.
Почему Вы выбрали эскизы театральных костюмов Бенуа – по определению камерные произведения – для декорирования фасадов здания?

С.Ч.
Для меня очень важны графические работы Александра Бенуа, но я также ценю и его воспоминания, в которых особенно ярко проявляется смешение культуры русифицированной семьи и западного опыта. В этих мемуарах рассказывается о запущенном парке Кушелева-Безбородко и о том, как на границе этой усадьбы рождались промышленные предприятия. Мне хотелось бы, чтобы насыщенная орнаментальность театральных эскизов Бенуа, перенесенная на промышленные постройки, привела к рождению совершенно нового имиджа, новой жизни. Ведь люди, которые едут (или идут) по проспекту, в первую очередь видят это здание – этот визуальный, орнаментальный ряд, который воспринимается как очень декоративное, очень яркое панно, – и за счет этого происходит эффект запоминания и одновременно оживления в памяти этого участка, этого здания. Это, в конечном итоге, сыграло важную роль и в коммерческом отношении. Хотя заказчик очень живо воспринял эту идею, вначале он еще все-таки сомневался, насколько вообще такой образ может быть связан с подобной постройкой, а сейчас здание получило определенную адресность, его знают именно как дом Бенуа и в конце концов имя Бенуа вернулось в контекст города.

Бизнес-центр «Бенуа»
Дворовый фасад
Санкт-Петербург, 2007
С.Чобан, П.Олуфс, В.Каширина – nps tchoban voss, Берлин

В.С.
Как технически выполнены эти фасады?

С.Ч.
С точки зрения техники – это печать, электронный принт. Вначале мы качественно отсканировали оригинальные эскизы Бенуа и затем обрабатывали их на компьютере – в результате получились не чистые репродукции, а вариации на тему. Потом эти «снимки» были перенесены на стеклянные панели немецкой фирмой «Окалюкс» и собирались на месте фирмой «Панорама». Первый опыт такого сотрудничества состоялся в работе над зданием на Каменоостровском проспекте, и он оказался очень удачным.

Бизнес-центр «Бенуа»
Вид со стороны Пискаревского проспекта
Санкт-Петербург, 2007
С.Чобан, П.Олуфс, В.Каширина – nps tchoban voss, Берлин

В.С.
Так это Ваше изобретение – такой способ создания орнамента?

С.Ч.
Думаю – да. Как мне кажется, работа с орнаментом – очень сложная тема в современной архитектуре, к ней нет однозначного отношения, она провоцирует полемику.

Сейчас на Западе есть два основных архитектурных типа: здание-скульптура и здание-фасад. Но если мы строим здание-фасад, то его нужно ведь как-то украшать? Но, тем не менее, в Германии и в Европе в целом на это смотрят с большим предубеждением. Есть много примеров, когда фасады украшаются и сейчас, но почти всегда с какой-то иронией или каким-то подтекстом, так что говорить о том, что орнамент стал снова компонентом развития фасадной архитектуры (не структуры, а именно фасада), конечно, преждевременно. Поэтому когда я узнал о существовании технологии такого масштабного принта на прочной поверхности – я решил попробовать. Такой способ сначала был применен в двух зданиях в Петербурге – в доме на Каменноостровском проспекте, где «печатались» классицистические, ренессансные формы, и в доме Бенуа.

Первое – здание-«перевертыш» (в котором «классика» вплавлена в панели), второе – здание с повествовательным орнаментом, дом Бенуа. Теперь для заказчика, построившего эти два объекта, мы делаем сразу несколько проектов. Все они объединены одной и той же темой: в основе – промышленное здание, уже сильно «потрепанное», которое нужно каким-то образом ревитализировать, не только технически, но и в плане имиджа. Все эти здания стоят в разных местах, имеют разные характеристики. И выглядеть они будут тоже очень по-разному. Однако их все будет объединять этот прием – орнаментальная печать на стекле, и за счет этого все эти разбросанные объекты могут превратиться в узнаваемый бренд.

Проект офисного здания «Корпус №25»
Санкт-Петербург, 2008
С. Чобан, Ф. Шольц, В. Каширина, Е. Пфайль – nps tchoban voss, Берлин

В.С.
А дом в Гранатном переулке в Москве тоже можно причислить к этой линии, к этой теме?

С.Ч.
Нет, это совсем другая тема. Тут путь был очень сложный. Начать его можно с моих институтских воспоминаний. Когда я учился, очень в чести была книга Андрея Бурова «Об архитектуре». Самого Бурова характеризовали как большого сторонника и проводника архитектуры Корбюзье, пуристского модернизма. Я видел его работы двадцатых годов, но меня удивило, что, как мне показалось, в книге своей он больше говорит о своих работах сороковых – пятидесятых годов, делает на них основной акцент. Не очень точно цитирую, но он говорит, кажется, что если бы его спросили: как нужно украшать здания сегодня? – он бы сказал, что нужно это делать так, как это было сделано в доме на Полянке и в доме на Ленинградском проспекте – том самом, с орнаментальной вязью на панелях. Когда мы приступали к работе над домом в Гранатном переулке, мне захотелось сделать оммаж, отдать дань уважения этому зодчему – ведь рядом находится портал Дома архитекторов того же Бурова, так что мысли о Бурове определили здесь применение некоего парафраза, даже реплики, но в иных материалах и с другим орнаментальным рядом.

Проект офисного здания «Корпус №25»
Санкт-Петербург, 2008
С.Чобан, Ф.Шольц, В.Каширина, Е.Пфайль – nps tchoban voss, Берлин

В.С.
Но ведь в этом доме очень специфическое сочетание декора и самого объема, они как будто в разных измерениях существуют: одновременно и здесь, и где-то в ином пространстве.

С.Ч.
Тут результат сложной ситуации и сложной работы. Поиск форм шел в сторону кубической композиции, причем, не скрою, не только по моей воле, но и благодаря мнению согласующих инстанций. То есть у меня был ряд предложений, причем некоторые из них были достаточно скульптурными по объемам и детализации. Еще раз повторюсь: или мы решаем проблему фасада, или мы делам здание-скульптуру, которое очень сильно контрастирует с окружением и воспринимает окружение как некий невнятный лес вокруг той полянки, где стоит эта скульптура. Так вот, сначала я воспринимал это окружение как лес «вокруг» моего здания. Если бы это сложилось так, то тогда этот прием орнаментализации был бы не нужен. Тогда эта скульптурная форма брала бы на себя основную роль, а то, что возникало бы с точки зрения фасадной поверхности, должно было бы отойти на второй план, потому что играли бы тени, играли бы какие-то формы скульптурного объема здания. Но поиск в таких местах, как центр Москвы, ведется, естественно, не в одиночку, а с учетом мнения согласующих инстанций, которые упорно настаивали на том, чтобы исходная форма здания была прямоугольной (т.е. не скульптурной), и своими квадратами, прямоугольникам и кубами продолжала прямоугольную же структуру тех усадеб, особняков и сталинских жилых домов, которые окружают площадку строительства. В результате возникла опоясывающая площадку с двух сторон композиция из трех кубов. И тогда, конечно же, фасады этих трех кубов приобрели огромную роль – потому, что форма этих зданий стала стандартной.

Жилой комплекс в Гранатном переулке
Москва, 2008-2009
С. Чобан, В. Шалявский, С. Кузнецов, Ю. Котляр, В. Казуль, А. Борисов – арх. мастерская «СПиЧ», Москва

В.С.
Так что, из-за проблем с согласованием возникло стремление к созданию «интриги фасада»?

С.Ч.
Да, встал вопрос о том, каким сделать «платье» этого здания, какую для него подобрать материю, чтобы поверхность фасада была и глубокой, и интересной, и тени на ней хорошо играли, и здание старело бы определенным образом, проявляя свою фактуру со временем. И тогда мне пришло в голову это высказывание Бурова об орнаменте и его путь к поиску нового орнамента. При такой геометрии форм орнаментальный декор показался мне вполне уместен, но он должен был быть рельефным – не плоским, не стеклянным, потому что стекло бы тут – в Гранатном переулке – не подошло, так как стекло не создает ни рельефа, ни глубины поверхности, оно не обладает «умением стареть» – это гладкий, холодный материал. И поэтому я пришел к камню, фактически – к традиционной работе по камню, какая была и в Древней Руси.

Жилой комплекс в Гранатном переулке
Москва, 2008-2009
С. Чобан, В. Шалявский, С. Кузнецов, Ю. Котляр, В. Казуль, А. Борисов – арх.мастерская «СПиЧ», Москва

В.С.
Как это сочетается с Вашим образом «западного архитектора»?

С.Ч.
На Западе минимализм – это не только позиция архитектора, но и культурная позиция общества, то есть там глаз настроен несколько иначе. Я же приехал из Германии в Россию не для того, чтобы привносить сюда западную культуру, хотя за те годы, что я жил там, я достаточно проникся ее духом. Мне даже кажется обидной и неверной общепринятая интенция русских архитекторов – найти прогрессивное на Западе и воссоздать это здесь, я не вижу в этом плодотворной тенденции. То есть, конечно, на Западе создана очень серьезная школа в том, что касается качества строительства, работы с формой, с деталью, – это наработано. Но пропагандирование западного минималистского отношения к структуре здания, к игре с почти неуловимыми эффектами поверхности – это мне кажется тупиковым путем для России. Здесь это не работает.

Жилой комплекс в Гранатном переулке
Интерьеры входных вестибюлей
Москва, 2008-2009
С. Чобан, В. Шалявский, С. Кузнецов, Ю. Котляр, В. Казуль, А. Борисов – арх.мастерская «СПиЧ», Москва

В.С.
Почему?

С.Ч.
Во-первых, в России другой свет, более мягкий, и минималистское отношение к поверхности приводит к тому, что здание выглядит бедным, заброшенным (по сравнению с Францией или Италией, где больше солнца и больше игры теней), во-вторых, даже если привезти все западные технологии, достижение здесь точности механизма швейцарских часов в архитектуре очень проблематично. А русская архитектура в течение 400–500 лет представляла богатую поверхность, богатую орнаментацию, богатый цвет, богатый рельеф.

Жилой комплекс в Гранатном переулке
Интерьеры входных вестибюлей
Москва, 2008-2009
С. Чобан, В. Шалявский, С. Кузнецов, Ю. Котляр, В. Казуль, А. Борисов – арх.мастерская «СПиЧ», Москва

В.С.
Но ведь помимо формального обогащения фасада Вы, кажется, обогащаете и его содержание, сообщая ему некий литературный или культурологический подтекст?

С.Ч.
Да, безусловно, некую литературную идентификацию здание получает. Либо она основана на мифологии места, на котором это здание расположено, либо ему задается некая тема, наполняющая его содержанием.

Офисно-жилое здание на Ораниенбургер штрассе. Фрагмент фасада

В.С.
В конечном счете здание получается богаче – и семантически, и орнаментально. Когда Вы говорите о традиции, означает ли это некие классически ценности – в противовес «бедности» пуризма?

С.Ч.
Я воспринимаю классику не как некое стилистическое направление: вот есть барокко, а вот классика, – я воспринимаю классику как нечто, что пережило время. Это то, что осталось как абсолютная ценность и процесс старения пережило с достоинством.

Проект здания «Патрик-Хельман Хаус», Берлин
С.Чобан, Ф.Шольц, К.Вальдшмидт – nps tchoban voss, Берлин

В.С.
С присущей историкам архитектуры въедливостью я хотел бы спросить: а нет ли в Вашем творчестве элементов иронической постмодернистской игры?

С.Ч.
Вот именно игры-то быть не должно. Архитектура – это всерьез. У меня есть проект, где я хотел увенчать здание рядом скульптур. И почему я должен в этом случае заниматься самоиронией? Ведь проблемы завершения здания остались, как осталась проблема «обогащения» пластики фасада, стены, объема. И особенно остро эта проблема стоит в России с ее климатом и ее традициями.

Офисно-жилое здание на Ораниенбургер штрассе
Берлин, 2008
С. Чобан, У.Грефенхайн – nps tchoban voss, Берлин

В.С.
В нашем разговоре складывается образ России как места, не только не приспособленного для минималистического модернизма, но и не очень его принимающего. Это Ваш диагноз?

С.Ч.
Но одно ведь всегда связано с другим. Ведь человек, родившийся на севере, плохо принимает солнечный загар. Я считаю, что в силу климата и традиций Россия не принимает неких формальных исканий, которые сейчас так развиты на Западе: работа на «нулевом стыке», работа на абсолютном отсутствии глубины фасада, – все это быстро стирается плохой погодой и суровым климатом. В России была своя «минималистическая» архитектура, это средневековое зодчество Новгорода и Пскова, но и там суровость смягчалась довольно развитыми орнаментами на фасадах. В каком-то смысле для нас это – прецедент.

Многофункциональный комплекс на Озерковской набережной, Москва
Проектирование: 2005-2007
С. Чобан, С. Кузнецов, П. Шабуров, Т. Столяров, В. Казуль – арх.мастерская «СПиЧ», Москва

В.С.
А как же башня «Федерация», в ней же нет ни орнаментальных, ни литературных мотивов?

С.Ч.
Это чистая «скульптура», здесь форма работает сама по себе и сама за себя, а фасада практически нет (он, конечно, есть, но он выполняет лишь ограждающие функции, это только «кожа»).

Многофункциональный комплекс на Озерковской набережной, Москва
Проектирование: 2005-2007
С. Чобан, С. Кузнецов, П. Шабуров, Т. Столяров, В. Казуль – арх. мастерская «СПиЧ», Москва

В.С.
Так значит, когда потребуется, то такая архитектура для России возможна?

С.Ч.
Во-первых, это не минимализм, а скульптура, а во-вторых, если город видит для себя возможной скульптуру, то она, безусловно, может быть и с гладкой поверхностью: ведь в первую очередь здание-скульптура работает формой, силуэтом. Хотя мною сейчас проектируется отель в Санкт-Петербурге, где совмещается скульптурность объема и орнаментальность фасадов.

В.С.
Что Вы скажете о взаимоотношениях Пруссии и России в архитектурном аспекте? Ведь даже в Берлине после своеобразного «взрыва» модернизма на Потсдамер-плац все чаще начинают встречаться дома-блоки с лопатками, со спокойной структурой, кажется, что прусский (или бранденбургский) традиционный менталитет побеждает. Ведь и у вас в берлинском отеле «Рэдиссон САС» на фасадах это прочувствовано и передано? Подходят ли эти прусские традиционность и сдержанность в какой-то степени нынешней Москве?

С.Ч.
Они подходит и в том смысле, что прусская архитектура искала ответ в деталях, потому что основные градостроительные формы традиционного Берлина были очень сдержанными. Потсдамер-плац был только временным исключением. Но в России нужно проявлять структуру здания наружу больше, чем в Берлине.

Бизнес-центр «Лангензипен»
Санкт-Петербург, 2006
С. Чобан, Ф. Шольц – nps tchoban voss, Берлин

В.С.
В Берлине Вы сейчас строите здание с орнаментом на стеклянных панелях. Получается какой-то реэкспорт форм, найденных для Петербурга?

С.Ч.
Вы совершенно правы, здесь заказчику понравилось здание на Каменноостровском проспекте, и он настаивал на повторении этого приема. Особенность этого уголка Берлина такова: это район Хакеше Маркт – место, где происходило столкновение архитекторов, работавших с рельефом, с традиционной формой, и архитекторов, которые могли в этой среде поставить только стеклянную коробку, стеклянный экран от стены одного сохранившегося старого здания до стены другого. Мы попытались здесь интерпретировать эти две тенденции в одном здании, создав орнаментально насыщенный стеклянный фасад. Я позволил себе один раз такой вот реэкспорт форм, но думаю, что с точки зрения культурной традиции места здесь могло стоять совершенно другое здание.

В.С.
Ваше отношение к теме богатства? В современной России богатство, престиж, гламур – все это, так или иначе, передается и в архитектуру, архитекторы вынуждены каким-то образом с этим работать...

С.Ч.
Я отношусь к этому с симпатией. И говорю об этом, не боясь никаких упреков, которые, безусловно, обрушились бы на меня на Западе. На Западе существует отношение к зданию как к дорогому платью, которое балансирует на грани абсолютной скромности и абсолютного изыска. Я в состоянии создать здание, которое держится на этой грани, но тем не менее считаю, что для того, чтобы познать дальнейшие возможности и их границы – этого недостаточно. Как с точки зрения здания-скульптуры, так и с точки зрения оформления здания со спокойными формами, где главную роль играет фасад, сейчас актуальна дискуссия вокруг понятия «гламур». Ведь гламур – это избыточность, это больше, чем нужно. Избыточная форма (например, как у Захи Хадид или Фрэнка Гери) – это гламур, точно так же, как может быть избыточным убранство фасада. Так что нужно балансировать на грани избыточности, но с чувством меры и с пониманием того самого гламура, о котором идет речь.

Бизнес-центр «Лангензипен»
Санкт-Петербург, 2006
С. Чобан, Ф. Шольц – nps tchoban voss, Берлин

В.С.
У нас внутри страны возникает неоклассическое направление. И мне хотелось бы узнать Ваше отношение к этому движению.

С.Ч.
Я давно задаю себе вопрос: что это такое? Мне кажется, что для того чтобы создать в этой архитектуре новые и действительно индивидуальные образцы, находящиеся в правильной конкуренции с образцами прошлого, этим нужно интенсивно заниматься всю жизнь. Из самого себя для этого нужно создать школу. Потому что школа классической архитектуры – это школа канона. Если двигаться тем путем, которым пытаюсь двигаться я, или тем путем, которым двигаются многие архитекторы на Западе, то это в известной степени поиск своей позиции. Она может быть очень узкой, это может быть (как в живописи) один оттенок краски, может быть целая палитра, это зависит и от задач человека, и от его таланта. Но сегодня традиция рождается и умирает вместе с архитектором, и в этом отличие от классики, где есть великая внешняя традиция. Тот есть архитектор выдумывает себе какую-то личную традицию, а школы он не создает. Классика – это как раз такая школа. Классицисты учатся не у своих учителей (они оторваны от собственно школы всей традицией модернизма), они учатся у своих праотцов, то есть они стараются навести мост к той школе, которая закончилась в тридцатые – сороковые годы двадцатого века. Они обращены в прошлое. Я же не могу ощутить себя в роли одного из бойцов в вековой традиции изменения классического ордера.

Проект жилого дома в Хамовниках, Москва
С. Чобан, С. Кузнецов, Т. Никольская – арх. мастерская «СПиЧ», Москва

В.С.
В Вашем творчестве можно увидеть достаточно широкий спектр направлений – от крайнего скульптурного модернизма к более литературной, нарративной архитектуре – в пределах все того же модернизма, но на его «правом» крыле?

С.Ч.
Может быть, я выгляжу не слишком последовательным, но зато я могу находить спонтанные ответы на поставленные вопросы, не следуя определенным канонам, в рамках которых этот ответ уже предопределен. Для меня следование только классической норме было бы сужением возможности ответить спонтанно на ту или иную задачу. Мне сейчас 45 лет. Я активно работаю в архитектуре 12 лет. Когда я приехал в Германию, мне было 30 лет, до 30 лет я только учился в Академии художеств и занимался бумажными проектами, которые ни к чему не привели. Сначала я не знал языка и мог заниматься только архитектурной графикой. Активное время – это где-то с 1995 года по нынешнее время. 12 лет – это не очень большой срок, это во многом еще время поисков.

Я уже говорил, что современная архитектура двигается двумя путями. Первый путь – путь скульптурного формирования здания, а второй путь – это путь формирования поверхности здания как некоего экрана. Но нельзя считать, что это бездушная поверхность, что это просто минималистичное соотношение закрытых и открытых поверхностей. Нет, это некая поверхность, которая в себе самой, в декорировании и орнаментировании себя самой должна выражать что-то помимо того, что это череда окон и закрытых поверхностей. В своих последних зданиях я стараюсь это выразить. А классику я воспринимаю как абсолютно другое направление, где две названные формы, скульптурная и фасадная, едины, там найдены и форма, и выражение поверхности этой формы.

В.С.
Многие сейчас воспринимают классический язык как невозможный. А Вы?

С.Ч.
Нет, я не воспринимаю его как невозможный, я воспринимаю его так: если бы сегодня я понял, что мог бы себя ужать до понимания того, что это мой путь, то этим надо было бы очень серьезно заниматься, это школа минималистическая, но это не минимализм отрицания возможностей, а минимализм выбора возможностей.

Проект гостиницы на Оренбургской улице
Санкт-Петербург
С. Чобан, У. Грефенхайн, Н. Федорова – nps tchoban voss, Берлин

В.С.
То есть в какой-то степени – монашеский путь?

С.Ч.
В выбранном мною пути есть возможность преувеличения, гротеска, тогда как в классике возможность гротеска минимальна, там шаг вправо, шаг влево – это уже отклонения, которые отдают дурновкусием. Причем это отклонение к дурному вкусу имеет гораздо меньший зазор по сравнению с той ситуацией, когда ты в известной степени компилируешь позиции. Это путь очищения на абсолютно определенной стезе. К очищению на этой стезе я на нынешний день не готов. Я не готов отказаться от широкого спектра возможностей современной архитектуры. Ну вот, например, такой вот дом Бенуа, будучи классиком, я бы делать не стал. К отсеву пограничных явлений, который предполагает классика, я просто не готов.

В.С.
То, что Вы делаете, это работа сразу даже не на две страны, а на две культуры. Это как-то обогащает Вас?

С.Ч.
Да, такая работа дала мне очень много. Я пришел в архитектуру из рисования, был фактически «бумажным» архитектором, так что попадание в Германию дало мне школу практической работы, теперь я знаю способы выполнения архитектуры. Германия для меня сейчас – это, безусловно, погружение в то, что сегодня может техника. И потом, там – на Западе – оттачивается работа с материалом, с деталью, идет интеграция и эстетизация новейших инженерных достижений. В то же время для воспитанной на модернизме европейской культуры многие темы остаются закрыты, почти табуированы. В этом отношении Россия сегодня для архитектора предоставляет более широкие возможности. Работа в России, пребывание здесь сообщает то самое дополнительное, литературное наполнение моим постройкам, о которых Вы говорили. Здесь я пытаюсь насытить архитектурные формы дополнительным содержанием.

вверх

 Здесь / постройка

     
31.03.2008 XXIII-MMVIII
Владислав Савинкин
Частный дом в Барвихе
Григорий Ревзин
Музей в стеклянном облаке
     

 Здесь / интервью

     
31.03.2008 XXIII-MMVIII
Беседа с Владимиром Седовым
Сергей Чобан: «Я пытаюсь архитектурные формы насытить дополнительным содержанием»
     

 Архив раздела

     

XXIX-MMIX

     

XXVIII-MMIX

     

XXIV-MMVIII

     

XXIII-MMVIII

     

XXII-MMVII

     

XXI-MMVII

     

XX-MMVI

     

XVIII-MMVI

     

XVII-MMVI

     

XV/XVI-MMV

     

XIV-MMV

     

XIII-MMV

     

XII-MMIV

     

XI-MMIV

     

X-MMIV

     

IX-MMIII

     

VIII-MMIII

     

VII-MMIII

     

VI-MMIII

     

V-MMII

     

IV-MMII

     
 

III-MMII

     
 

II-MMI

     
 

I-MMI

     

 


Rambler's Top100


     тел.(495) 623-11-16 

Rambler's Top100

 © Проект Классика, 2001-2009.  При использовании материалов ссылка на сайт обязательна