Школа

Владимир Седов
Высотные здания позднего сталинизма
XVIII-MMVI - 10.08.2006

В. Г. Гельфрейх, М. А. Минкус и мастерская. Высотное здание МИДа на Смоленской площади. Первоначальный вариант. Перспектива с раскраской. 1947 г. ГНИМА–МУАР

Но равнение на русские традиции в архитектуре возникло еще до войны. В 1940 г. вышел в свет выпущенный Академией архитектуры СССР сборник статей под названием «Русская архитектура». В этом сборнике в целом ряде статей декларируется значение и первенство русской архитектуры и объясняется (скорее – тоже декларируется) ее своеобразие, выразившееся прежде всего в высотных зданиях, в вертикализме. Об этом пишет академик И. В. Рыльский (в его статье особенно замечательна мысль о том, что копирующая надстроенный иностранцем верх Спасской башни Кремля верхушка Троицкой башни «по пропорциям и силуэту интереснее Спасской»), об этом же пишут профессор С. В. Бессонов, архитектор В. А. Лавров и академик Г. П. Гольц. Профессор Н. И. Брунов ищет самостоятельные черты в русской архитектуре X–XII вв. и провозглашает: «В византийской архитектуре не было зданий, подобных древнейшей части Софийского собора, в которой наблюдаются ярко выраженные самостоятельные черты. Последние связаны, прежде всего, со строгой пирамидальной композицией расчлененного наружного объема, проникнутого движением, нарастающим к центральному куполу, который увенчивал все здание»⁹. А вот что пишет историк архитектуры Н. Н. Воронин в 1952 г., во время строительства московских «высоток»: «…динамика «башнеобразной» композиции не находила подобия ни в предшествующем русском, ни в византийском зодчестве и была справедливо истолкована как проявление «народных» вкусов, резко нарушившее каноническую крестовокупольную систему храма»¹⁰.

Итак, как-то само собой возникло представление о том, что наиболее самобытным в русской архитектуре были высотные, башнеобразные объемы. Как развитие более древних башнеобразных зданий мыслилось шатровое зодчество XVI–XVII вв. и зодчество начала петровских реформ, которое в то время называлось «нарышкинским барокко», а сейчас все чаще называют нарышкинским стилем, подчеркивая тем самым совсем не барочный, а еще ренессансный характер ордера этого стиля. И в том и в другом случае речь шла о высотных композициях, о вертикально устремленных сооружениях. К ним уже в качестве продолжения традиции подверстывались колокольни и здания XVIII–XIX вв. со шпилями – Меншикова башня в Москве и Адмиралтейство в Петербурге. Формирование идеологии истории русской архитектуры было завершено.

В.Г. Гельфрейх (?). Здание МИДа. Первоначальный вариант. Перспектива 1947 г. ГНИМА–МУАР

Дальше можно было декларировать что угодно. Посмотрите – как похожи способы изложения и мотивировки в учебнике по истории архитектуры и в панегирической книге о высотных зданиях Москвы. Вот фрагмент из панегирика: «Уже в проекте Дворца Советов были применены характерные для советской архитектуры методы композиционного построения гигантского высотного здания: свободное нарастание монументальных и строгих объемов, их мощный рост ввысь, идейная насыщенность архитектурного образа, смелое сочетание собственно архитектурных форм со скульптурой. <… > Свободное построение силуэта, мощный рост многоярусных объемов, величественная простота и вместе с тем жизнерадостность общего облика характерны для всех высотных зданий Москвы. <…> В архитектурных образах этих монументальных сооружений ярко воплощены творческая мощь советской культуры, величие и красота сталинской эпохи»¹¹.

А вот фрагмент из учебника по истории русской архитектуры: «Важнейшие художественные и конструктивные принципы архитектуры получили всестороннюю разработку в древнерусском зодчестве на разных этапах его развития и явились ценным вкладом в дальнейшее развитие всей русской архитектуры. Таким вкладом являются: глубокое идейное содержание, органически присущее лучшим памятникам древнерусского зодчества; их оптимистический, жизнеутверждающий характер, воплощенный в простом и выразительном художественном образе; мудрая целесообразность построек, наиболее полно и всесторонне отвечающая практическим потребностям жизни; реалистическое разрешение строительных задач на основе принципа практической необходимости и свободной, живописной планировки»¹². Кажется, что в обоих случаях речь идет об одном и том же, что идеал, найденный в прошлом, тут же был воплощен в настоящем.

Самое главное, что культура, идеология, архитектура были перенацелены на создание высотных зданий. И хотя в архитектуре 1930-х гг. уже было высотное здание – Дворец Советов (в виде проекта), но оно было основано на других, не исторических принципах – как идеологически, так и формально. И В. К. Олтаржевский мог в уже приведенном отрывке утверждать традиционность Дворца Советов – это была лишь фраза, не отвечающая реальному виду этого здания и отдающая дань внутренним течениям идеологии 1940-х гг.

Л. М. Поляков, А. Б. Борецкий и мастерская. Гостиница «Ленинградская» Перспектива. 1948 г. ГНИМА–МУАР

Очень важно хотя бы бегло очертить вопрос о применении нарышкинского стиля. Дело в том, что отвергаемая сталинской идеологией эклектика опиралась на формы так называемого «узорочья» середины XVII в. Для отвергающей культуры этот путь освоения национального архитектурного наследия был, естественно, закрыт. В более древней древнерусской архитектуре можно было заимствовать не так уж много форм. И вот возникает мысль об использовании принципиально ордерной архитектуры нарышкинского стиля. Освоение этого стиля проходит тем легче, что классицистическая архитектура СССР видит ордерность нарышкинского, раннепетровского времени и считает возможной стилизовать ее. В 1940–1950-е гг. как бы повторяется ситуация в русской архитектуре начала XX в. В то время под влиянием художественного объединения «Мир искусства» русские архитекторы меняют модерн на утонченный и ученый неоклассицизм, в котором преобладают стилизации на тему русского классицизма XVIII в., русского ампира или итальянского ренессанса. И только перед самой революцией 1917 г. неоклассические архитекторы «замечают» нарышкинское барокко и используют его в монументальных зданиях, связанных с государственным заказом. Освоению этого стиля способствовал патриотический подъем перед Первой мировой войной и в ее начале, а также ордерный характер нарышкинской архитектуры, позволяющей применять его не только к церковным зданиям (как неорусский стиль с использованием новгородско-псковских средневековых мотивов).

Нарышкинский (его можно было бы назвать неонарышкинским) стиль появился в здании Казанского (Рязанского) вокзала, выстроенного по проекту А. В. Щусева (1913–1926) и в двух постройках В. А. Покровского: в здании Ссудной кассы в Настасьинском переулке в Москве (1913–1916) и здании банка в Нижнем Новгороде (1910-е гг.). В сталинское же время в послевоенный период нарышкинский стиль возникает опять – овеянный ореолом традиционности и все так же готовый для стилизации в силу своей ордерности.

В Москве в 1947 г., как уже говорилось, планировалось построить восемь высотных зданий, но построено было только семь. По первоначальному плану это были: гостиница на Ленинских горах (32 этажа), административное здание в Зарядье (26 этажей), гостиница на Ленинградском шоссе (26 этажей), жилое здание у Красных Ворот для Министерства путей сообщения (16 этажей), жилое здание на площади Восстания (ныне – опять Кудринской, тоже 16 этажей), жилое здание на Котельнической набережной (16 этажей), административное здание на Смоленской площади (16 этажей) и административное здание на Каланчевской площади (16 этажей)¹³.

Вместо гостиницы на Ленинских горах было сооружено здание Московского университета. Административное здание в Зарядье, предназначенное для Министерства внутренних дел (позднее – Министерства государственной безопасности) начали строить, но впоследствии разобрали, оно и является недостающим восьмым сооружением. Для высотной гостиницы на Ленинградском шоссе по каким-то причинам подобрали другое место: она была сооружена на Дорогомиловской набережной (сейчас это – гостиница «Украина»). Жилые дома на Красных Воротах, площади Восстания и Котельнической набережной были построены, как было сооружено и административное здание на Смоленской площади, предназначенное для Министерства иностранных дел. А вот в здании на Каланчевской площади разместилось не административное здание, а гостиница «Ленинградская».

В 1949 г. авторам проектов высотных зданий были вручены Сталинские премии за 1948 г. Первую премию получил коллектив, спроектировавший здание МГУ: Л. В. Руднев, С. Е. Чернышев, П. В. Абросимов, А. Ф. Хряков. Три других первых премии получили: автор проекта административного здания в Зарядье Д. Н. Чечулин, автор проекта гостиницы на Дорогомиловской набережной А. Г. Мордвинов и авторы проекта здания МИДа на Смоленской площади, В. Г. Гельфрейх и М. А. Минкус. Вторые премии получили: авторы проекта гостиницы «Ленинградская» Л. М. Поляков и А. Б. Борецкий; соавтор Д. Н. Чечулина по жилому дому на Котельнической набережной А. К. Ростковский; авторы жилого дома на площади Восстания М. В. Посохин и А. А. Мндоянц; авторы проекта административного и жилого дома МПС на Красных Воротах А. Н. Душкин и Б. С. Мезенцев¹⁴.

На Ленинских горах был построен корпус Московского государственного университета (МГУ)¹⁵.Первоначально на этом месте, господствующем над Москвой, предполагалось построить здание, в котором должна была располагаться гостиница и жилье, но встреча Сталина с академиком А. Н. Несмеяновым, сообщившим вождю о трудностях столичного университета, привели к тому, что Несмеянов был назначен ректором, а площадка для гостиницы превратилась в строительную площадку Храма науки¹⁶. Строительство велось с использованием заключенных, для чего вокруг строящегося здания и на его верхних этажах были устроены «зоны»¹⁷. Первоначально за проектирование гостиницы отвечал Б. М. Иофан, но его почему-то отстранили (уже не нравился его Дворец Советов?) и заменили на Л. В. Руднева, до этого тесно связанного с Министерством обороны, для которого им было сооружено несколько монументальных зданий. В «команду» Руднева по каким-то причинам не был взят его давний соавтор В. О. Мунц, тогда как были включены мастера, связанные с ленинградской архитектурной школой (из которой вышел и сам Руднев), и москвич С. Е. Чернышев, которого в своих воспоминаниях Д. Н. Чечулин называет «крупнейшим планировщиком»¹⁸. Какая интрига стоит за созданием этого авторского коллектива – неясно.

Здание МГУ (1949–1955) – несомненный шедевр даже среди всех остальных высоток. Точно найденные пропорции этого, пользуясь словами Г. Р. Державина, «храмовидного» здания, его отточенный силуэт и иерархически построенная композиция говорят о руке незаурядных мастеров, сумевших почувствовать дух эпохи и «скрестить» высотный американизм с неоклассикой и нарышкинским барокко, которое особенно ощутимо как в некоторых композиционных формах, так и в отдельных декоративных композициях на фасаде. Интересно, что статуя Ленина, венчавшая первоначальный проект и вскорости замененная на шпиль со звездой, знаменовала собой связь с Дворцом Советов Иофана, тогда как шпиль связывал здание с Меншиковой башней и Адмиралтейством, то есть усиливал «русскость» здания. Вполне возможно, что образ «высотки» со шпилем был найден именно во время проектирования МГУ. Причем автором в таком случае должен считаться не только Л. В. Руднев, но и Б. М. Иофан, отточивший образ, который Руднев только модифицировал и смягчил (об этом свидетельствует сравнение проектов и эскизов здания Иофана и окончательного решения Руднева).

Высотное здание для МВД (позднее – для МГБ) в Зарядье начали строить в 1948 г., оно было выстроено более чем наполовину, но в 1956 г. его каркас был разобран для строительства спортивной арены в Лужниках¹⁹. В проекте этого здания Д. Н. Чечулин явно учитывал соседство с храмом Василия Блаженного и Спасской башней Кремля. В результате возникла симметричная и более компактная, чем в МГУ, композиция, по плану одновременно напоминающая храм в Дьяково и Смольный монастырь Растрелли. Но в объемной композиции доминировал центральный высотный объем, завершенный не шпилем, а скорее подобием острого шатра.

Жилой дом на Котельнической набережной (1948–1952), сооруженный по проекту того же Д. Н. Чечулина и привлеченного А. К. Ростковского, по своему стилю очень похож на здание в Зарядье, но в отдельных деталях и завершении со шпилем видна определенная оглядка на Университет Руднева.

На Университет во многом ориентированы композиция и стиль жилого дома на площади Восстания (1950–1954), сооруженного по проекту М. В. Посохина и А. А. Мндоянца, в ту пору еще не очень известных архитекторов. В этом сооружении оригинальнее всего завершение, в котором отчетливо звучит тема кремлевских башен с шатрами, но присутствует и тема шатровых храмов (она выражена в том, что венчающий объем украшен «стрелами», характерными для декора церкви Вознесния в Коломенском и собора Василия Блаженного).

Достаточно близка к Университету и дому на площади Восстания гостиница «Украина» (1950–1957), спроектированная очень известным в это время А. Г. Мордвиновым при содействии В. К. Олтаржевского (он назван «соавтором по проекту гостиницы») и В. Г. Калиша (его в экспликациях называли «соавтором по проекту жилых корпусов»). Симметричная и ступенчатая композиция, увенчанная острым шпилем, говорит о мастерстве архитекторов, но это мастерство выражается в тиражировании типа, ставшего уже каноническим, то есть оно сродни мастерству средневековых зодчих. В ряду построек одной артели зодчих в древнерусской архитектуре (да и вообще в архитектуре Средневековья) бывает такой памятник, в котором формы здания, послужившего для его композиции образцом, применены уверенно, смело, но достаточно сухо и в значительной мере механически. Таким, например, видится Димитриевский собор во Владимире относительно церкви Покрова на Нерли. Так вот, образцом в данном случае явно был рудневский Университет, а мастерским и вовсе не рабским, но холодным повторением была гостиница «Украина».

Отдельное место среди высотных зданий занимает гостиница «Ленинградская» (1949–1953), выстроенная на Каланчевской (Комсомольской) площади по проекту Л. М. Полякова и А. Б. Борецкого. Л. М. Поляков к началу строительства гостиницы прославился как автор ряда станций Московского метро («Калужская» – ныне «Октябрьская»-кольцевая, «Арбатская»), решенных в неоклассическом «победном» стиле. В здании «Ленинградской» архитекторы пошли по другому пути: они явно стилизовали весь объем и даже его детали в духе нарышкинского барокко конца XVII в. В выборе такой ориентации и в ее «чистоте» не последнюю роль сыграла близость Казанского вокзала, спроектированного признанным к тому времени классиком советской архитектуры А. В. Щусевым. В своей книге о высотных зданиях В. К. Олтаржевский прямо пишет, что гостиница «должна развивать дальше традиции, заложенные уже А. В. Щусевым»²⁰. Как именно появилось это долженствование – мы не знаем, но сам по себе факт намеренной и обдуманной стилизации, превосходящей по объему цитирования нарышкинского стиля все «высотки», очень интересен и показателен как пример продолжения дореволюционной неоклассической традиции.

⁹ Русская архитектура. М., 1940. С. 121.

¹⁰ Воронин Н. Н. У истоков русского национального зодчества (из истории зодчества периода феодальной раздробленности XI–XV вв.) // Ежегодник института истории искусств. 1952. Живопись. Архитектура. М., 1952. С. 261.

¹¹ Олтаржевский В. К. Строительство высотных зданий в Москве. С. 4.

¹² История русской архитектуры. 2-е изд. М., 1956. С. 268.

¹³ «Принять предложение товарища Сталина»… С. 32.

¹⁴ Там же. С. 50–51.

¹⁵ Московский ордена Ленина Государственный университет имени М. В. Ломоносова. Новые здания на Ленинских горах. Фотоальбом. М., 1953. С текстами ректора И. Г. Петровского и архитектора Л. В. Руднева.

¹⁶ «Принять предложение товарища Сталина»… С. 28–29, 34–43. См. также: Кокурин А., Моруков Ю. «Высотка» на Воробьевых горах. История строительства прекрасного университета // Государственная служба. 2003. № 3. С. 130–143.

¹⁷ «Принять предложение товарища Сталина»… С. 44–47. О работе заключенных на стройке МГУ см.: Плужников В. И. Безвестные строители МГУ на Ленинских горах // Архив наследия – 2003. М., 2005. С. 368–373.

¹⁸ Чечулин Д. Н. Жизнь и зодчество. С. 100.

¹⁹ Броновицкая Н. Гостиница «Россия» в контексте Зарядья // Проект Россия. № 33 (2004/3). С. XIV.

²⁰ Олтаржевский В. К. Строительство высотных зданий в Москве. С. 123.

<<вернуться   далее>>

вверх