|
|
|
Школа
Владимир Седов
Николевский классицизм в Москве
XIII-MMV - 27.03.2005
Е.Д. Тюрин
Новый корпус
Московского университета
на Моховой ул. 1833–1835
Фотография рубежа XIX–XX вв. из фототеки Музея
архитектуры
В 1833 г. классицизм вообще
и ампир в частности были
в Москве уже обречены.
Во-первых, где-то на грани
32 и 33 годов на родину уехал
Д.Жилярди. Исчез основной
хранитель и проводник идей
и формальных решений московского ампира.
Во-вторых,
ушел в отставку и в 1834 г.
умер Осип Бове, адепт большого стиля, хотя и зависимый
в стилевом отношении от Жилярди и Петербурга.
Е.Д.Тюрин
Церковь Татьяны
при Новом корпусе
университета. 1833–1836
В-третьих,
уже в 1830-е годы эклектика
в Москве наступает по всем
направлениям. В 1831–1845
гг. московский архитектор
М.Д.Быковский строит в подмосковной усадьбе Марфино
целый комплекс в неоготическом стиле. В том же стиле
А.О.Жилярди в 1838 г. возводит католический храм Петра
и Павла в Милютинском переулке. Быковский в середине
30-х годов проектирует и сооружает неоренессансное по стилю
Мещанское училище, а архитектор А.Г.Григорьев, ученик
Д.Жилярди и мастер московского ампира, в 1842–1843
гг. строит себе собственный
дом в тех же неоренессансных формах, окончательно
изменяя тем самым «чистому» классицизму. В 1838
году началось строительство
«русско-византийского» Храма
Христа Спасителя по проекту
петербургского архитектора
К.А.Тона (проект 1832 г.),
а в следующем, 1839 году
по проекту того же Тона был
заложен эклектический Большой Кремлевский дворец. Все
эти постройки свидетельствуют
о неумолимом наступлении
эклектики, причем о наступлении как извне, со стороны
царского двора и Петербурга,
так и изнутри – со стороны
некоторых московских архитекторов, меняющих свой
стиль и встающих на путь историзации.
Е.Д.Тюрин
Флигель дворца в
Коломенском. 1837
В-четвертых, классицизм
в смысле повторения или развития античных, греко-римских
архитектурных форм был уже
давно приговорен, не столько
архитекторами, сколько
литераторами, тогда как противоположных мнений никто
не высказывал. П.Гонзага,
итальянский декоратор на русской службе, уже в 1807 г.
писал о том, что римской архитектуре больше свойственно
разнообразие форм (по сравнению с греческой), а также
добавлял, что «готическая
архитектура, хотя и не обладает собственным ордером,
тоже способна к экспрессии»,
а архитектуры египетская,
индусская, персидская, мавританская и китайская «тоже
обладают формами, которые
в большей или меньшей степени способны производить
те же впечатления». Гоголь
в 1831 г. говорит о современной ему ампирной архитектуре
как о «гладко-однообразной
куче» и призывает к использованию самых разнообразных
стилей, отдавая предпочтение
готике. Готику считает выразительницей христианских
идей Чаадаев, который в отрывке 1832 г. декларирует, что
«греческий стиль со всеми производными от него оказывается
выражением материальных
потребностей человека», тогда
как египетские и готические
храмы являются настоящими
религиозными памятниками.
Очень похожие мысли в 1836 г.
записывает Герцен («в изящном
Греции и в гражданственности
Рима один недостаток – нет
религии»). А.С.Хомяков в 1841
г. называет архитектурные
и скульптурные подражания
античности «подогретой стариной» и с удовлетворением
замечет, что «миновалось время
односторонней любви к древности; многоученая Германия
отдала справедливость всем
временам и народам, полюбила
все явления красоты». Чуть
ниже он прямо критикует неоклассику: «Когда удаляешься
от великолепных остатков, уцелевших еще на холмах Эллады,
или, плывя по синему морю,
минуешь древние храмы, смело
возвышающиеся над крутыми
ее мысами, – долго и долго глаз
не хочет оторваться от стройной прелести вдохновенного
очерка: а когда перед новыми
классическими зданиями путешественник считает за долг
восклицать: «чудо!» или «прекрасно!», в сердце его ни мало
не согретом, чувство истины
шепчет ему: «хоть бы век этой
красоты не видать».
Эти мысли московских
философов и литераторов буквально лишали классицизм
в России и в Москве всяческой
опоры. Не была такой опорой
и власть: император Николай I с начала 1830-х годов
поддерживал в обеих столицах
и в своих загородных резиденциях эклектику – неоготику,
необарокко и византийско-русский стиль. Но если мы
забежим вперед и увидим,
что и в 1830-е, и в 1840-е,
и даже в 1850-е годы в Москве строятся десятки зданий
в духе классики, то возникает
вопрос: на чем же держалось
это сопротивление эклектике,
это следование умирающему
стилю?
Е.Д.Тюрин
Гауптвахта
Александринского дворца
в Нескучном саду. 1836
Е.Д.Тюрин
Манеж Александринского
дворца. 1833–1840-е гг.
Здесь умирающий – ключевое слово. Стиль не был
просто болен – так, чтобы его
можно было вылечить, – стиль
умирал. Он умирал просто
потому, что приближение
к античному идеалу, достигаемое путем познания античных
памятников, больше не было
целью архитектуры. Античность, казалось в тот момент,
была уже познана и исчерпала
свои «подарки» – способы формообразования и отдельные
формы. Следовало обращаться к другим стилям, которые
могли «помочь» с формами
и оживить формообразование.
И только отдельные архитекторы-«археологи», только
сильные и одинокие фигуры,
такие как Александр «Грек»
Томпсон в Шотландии или Лео
фон Кленце в Баварии, сопротивлялись общему движению
тем, что подготавливали
своим творчеством археологический и ученый вариант
классицизма эпохи эклектики
– стиль неогрек.
Московское пожарное депо
на Пречистенке. 1835
Александровское военное
училище на Знаменке.
1830-е – 1840-е гг.
далее>>
|
 |
|
