|
|
Культура
Григорий Ревзин
Спор кривуль с прямулями и его культурное значение
VI-MMIII - 08.04.2003
Страх разоблаченных
А нет ли все-таки какой-то одной общей прямулям и кривулям концепции формы?
Вот, скажем, тот же Тойо Ито. Есть у него та миллиметровка, а есть,
например, Парк отдыха в Валенсии. И это как раз очень характерные
свернувшиеся в здания складки рельефа. Нельзя ли предположить, что этот
архитектор все же исходит из какого-то одного, главного для него ощущения
архитектуры, которое порождает эти разные здания? И – шире – даже несмотря
на маргинализацию архитектуры и ее превращение в продукцию модных домов –
нет ли все же какой-то связи между той интуицией формы, которая характеризует
современную архитектуру, и более общей культурной ситуацией?
Очевидно, что и стерильная геометрия, и новая органика (некоторые
называют ее новой бионикой) для модернизма не новы: и то, и другое –
десятый перепев идей авангарда 20–30-х. Вопрос в том, что изменилось в последнее
десятилетие. Тут есть две принципиальных темы – компьютерный мир и
экологическое сознание.


SОМ (Skidmore, Owings & Merill) Офис Marina Bay в Сингапуре. В сущности –
простая офисная коробка. Но без кривуль сейчас
нельзя
Одним из самых занимательных национальных павильонов на биеннале
был Британский. Выставленный там проект – терминал международного порта
в Иокагаме работы Foreign Office Architects – был развернут как компьютерное шоу, отчасти напоминающее
дискотеку. Линии проекта прыгали по стенам, проходили сквозь посетителей,
и, оказавшись внутри павильона, ты испытывал ощущение, что забрался
внутрь монитора, где крутятся чертежи. При том, что это реальный проект.
Смысл этой инсталляции сводится к тому, что любой проект имеет
виртуальную природу – это линии, несуществующие в реальности и одновременно существующие, определяющие
структуру места и характер пространства. Мысль эта сама по себе настолько
очевидна, что не ощущается как новая. За десять лет контакта архитектуры и
компьютеров для нас стало само собой разуметься, что архитектура есть
порождение компьютера. Не только в узко специальном смысле – что теперь
проектируют на компьютере, – а в более общем, в смысле природы архитектуры.
Она сделана из виртуальных силовых линий киберпространства.



Тойо Ито. Концертный зал в Мацумото. Тойо Ито получил на
биеннале «Золотого Льва» за заслуги в целом.
Это потому, что он умеет делать не только прямули
(см. стр. 79), но и кривули, то есть объединяет все
главные тенденции современной архитектуры
Это ощущение монтируется с куда более общим процессом – замещения
реальности виртуальностью, если следовать определению Поля Вирилио.
Образы электронного представления реальности давно заместили для нас ее
самое – мы воспринимаем мир через экран, телевизионный, компьютерный – не
важно. Материя для нас – уже не она сама, а ее цифровой аналог. 11 сентября
Манхэттен находился не в Нью-Йорке, а, например, в каждой московской квартире,
где был включен телевизор.
Теперь об экологии. Экологизм сегодня – это не защита китов и не призыв
к ограничению потребления, это оборотная сторона замещения реального виртуальным. Можно сказать, что экологическое
сознание – это стратегия охраны реальности от нас. Человек, для которого
реальность замещена цифрой, есть для реальности существо чужеродное и потому
опасное. Мы – очень вредные, необходимо от нас защищаться, а нам необходимо
существовать в реальности в жанре максимальной незаметности, невмешательства, по принципу «не навреди».
Все это тезисы общеизвестные, наш вопрос в том, как это влияет на
интуицию формы в архитектуре. Коль скоро архитектура – явление
тотально виртуальное, то в таком случае ее присутствие в реальности,
ее стояние на земле – нечто довольно опасное с экологической точки зрения.
Это прорыв виртуального мира в повседневность. Мне кажется, что
именно это ощущение определяет интуицию формы в современной
архитектуре.
То, что я называл «прямулями», не может скрыть своей виртуальной природы
и потому как бы не имеет права на существование в реальности. Отсюда главным для
прямуль оказывается желание раствориться, исчезнуть, пропасть в воздухе. Здания
начинают вести себя как незарегистрированные приезжие в Москве – они стараются спрятаться, развоплотиться, их любимым временем дня оказывается ночь или
хотя бы сумерки, когда их плохо видно (сумеречная подача сегодня – самая
модная).
То, что я назвал «кривулями», избирает противоположную стратегию.
Коль скоро существование архитектуры в реальности сомнительно, нужно стать
максимально похожей на реальность. Причем на ту ее часть, которая уж точно
не виртуальная. Вот, например, рельеф – он ведь не виртуален, он просто есть.
Надо стать похожей на рельеф. На скалы, на горы, на пещеры, на кишки – на что-нибудь, чье происхождение из невиртуального мира было бы несомненным. Такой
архитектуре необходима фактура, цвет, вес – все свойства физического мира,
но она отчаянно боится вертикали, горизонтали, плоскости, потому что это
виртуальные абстракции, которыми она может себя выдать. Здания начинают
вести себя как другие незарегистрированные в Москве приезжие, которые
внешностью стремятся максимально приблизиться к лицу славянской национальности и всегда молчат, чтобы их не
выдал акцент.
Но и за тем, и за другим стоит одна и та же интуиция формы. А именно –
представление о том, что форма нереальна.
Еще раз – архитектура больше не имеет материальной природы. Она
создается не из кирпичей, не из стекла, не из бетона и не из металла, она соткана
из виртуальных силовых линий и плоскостей, опредмеченных материей.
Типологически это примерно то же, как если бы в каком-то месте реальности под
названием Нью-Йорк вылепливали бы Джорджа Буша в соответствии с
картинкой, нарисованной в телевизоре. И он бы очень боялся, что настоящие,
«реальные», его опознают и анигилируют. Так что можно сказать, что центральная
интуиция формы в современной архитектуре – это интуиция страха быть
замеченной и разоблаченной как виртуальное явление.
Это ненадолго, потому что страх этот совершенно напрасный. Дело не в том, что
виртуальность новых зданий не заметна. Дело в том, что никаких «реальных» уже
не осталось, и любой рельеф, гору, озеро и море мы давно воспринимаем как
картинку на экране.
<<вернуться
|
 |
|