|
|
|
Культура
Григорий Ревзин
Рисунок по мозгу
XIV-MMV - 31.08.2005
Фрагмент инсталляции
«Покров». Ферапонтово.
2003
Инсталляции Александра Константинова
производят сильное впечатление. Вот есть
реальный пейзаж – с травой, холмом,
деревьями, домами. И в нем появляется
врисованный в пейзаж объект. Врисованный не на фотографии, не в фотошопе,
а там, в реальности. Как будто кто-то взял
гигантский карандаш, шариковую ручку,
фломастер и начал штриховать воздух.
Технически Константинов рисует –
даже не рисует, а выклеивает сетки
скотчем – по огромным полотнам строительной пленки. Но эта пленка не
воспринимается. Когда она начинает развеваться от ветра, топорщиться, то есть
проявляет свои материальные качества, то
это воспринимается как неизбежный шум,
как досадная необходимость представления – вроде бликующего поляризованного
стекла, в котором закрываются рисунки
старых мастеров. В художественном
смысле эти таблицы нарисованы не на
пленке, а прямо на… не понятно на чем.
Иногда, как в инсталляции «Покров»
в Ферапонтове – на снегу. Иногда, как
в «Вилле Бернаскони» в Женеве – на
траве, а точнее – на зелени. Иногда, как
на острове Парос, в Греции – на улице.
Иногда, как в Тронхейме, в Норвегии – на
тумане. В общем – просто на пространстве.
Инсталляция «Покров».
Остров Парос (Греция).
2003
Это загадочный эффект, и не совсем
понятно, как он возникает. Впрочем,
определенный ответ дает станковая графика Александра Константинова, из
которой, собственно, и вырастают эти его
инсталляции. В принципе, это достаточно
понятная абстрактная графика. И вроде
бы выстроенная на достаточно очевидной апелляции к Питу Мондриану. Но по
сравнению с мондриановской она обладает
какой-то вещественной конкретностью.
Она не столько занята поиском абстрактных законов композиции, сколько нечто
все же изображает. Не буквально, но как-то похоже выходит.
Инсталляция «Вилла
Бернаскони». Женева.
2004
Разные листы – на разные вещи.
То вдруг кажется, что это какие-то формуляры, то листы старопечатной книги
с характерными толстыми черными
строками. Другие вещи вдруг начинают
напоминать компьютер, то увеличенную до большого листа микросхему, то
дисплей компьютера, занятый процессом
оптимизации жесткого диска. Нет, разумеется, все это изображено не буквально,
хотя, с другой стороны, а как, собственно,
можно это изобразить? Рисунок по своей
природе должен ухватывать сущность
предмета, его устройство, а в чем сущность
названных явлений, как не в таблице?
Но это, скорее, некие ощущения, не
вполне очевидное сходство с какими-то
листами. А вот в чем отличие от абстрактной графики традиционного авангарда,
очевидно – это в том, что графика Александра Константинова принципиально не
признает категории листа. Когда он располагает свои композиции на листах, они
ни в коем случае не являются границей
нарисованного, скорее наоборот. Это даже
не серия, где один лист является как бы
развитием сюжета, найденного в другом,
это какая-то длящаяся экспансия одной
темы, которая явно продолжается и за
пределами нарисованного – во все стороны. Как один лист газеты в типографии
является частью бесконечного поля газетной бумаги, покрытого таблицами текста,
и эти таблицы множатся во времени –
вчера, сегодня, завтра – и в пространстве,
или микросхема в компьютере является
частью бесконечного поля микросхем,
которые как-то связаны друг с другом
и пересылают друг другу бесконечные
таблицы цифр, изоморфные им самим.
далее>>
|
 |
|
