СПЕЦПРОЕКТ

Михаил Белов
Чувства и предубеждения в архитектуре
XIX-MMVI - 06.11.2006

Михаил Анатольевич Белов родился 12 июля 1956 года в городе Калининграде Калининградской области. В 1974 году со второго раза поступает в Московский архитектурный институт, который заканчивает в 1980 году в группе профессора Бориса Григорьевича Бархина. С 1974 по 1980 год выполняет ряд студенческих конкурсных проектов под руководством профессора Ильи Георгиевича Лежавы. С 1980 по 1981 год работает в институте генерального плана г. Москвы архитектором отдела под руководством Алексея Эльбрусовича Гутнова. С 1982 по 1983 служит в советской армии, демобилизуется рядовым. С 1983 начинает преподавать в МАРХИ вначале ассистентом, затем старшим преподавателем. С 1989 по 1995 в основном живет и работает за границей – в Японии, Австрии, Великобритании и ФРГ, в ФРГ вместе с семьей проводит 4 года. Возвращается в Россию осенью 1995 года и с 1996 года становится профессором МАРХИ, а также начинает частную архитектурную практику в Москве. Постоянно живет и работает в Москве.

Избранные конкурсные проекты

1977. Театр для будущих поколений. Международный конкурс. Париж. 1 премия

1982. Дом-экспонат на территории музея XX века. Международный конкурс. Токио. 1 премия

1982. Всемирное архитектурное биеннале. София. 2 премия и серебряная медаль

1983. Гастрольный театр. Международный конкурс. Стокгольм. 2 премия

1983. Керамика для города. Международный конкурс. Фаенца, Италия. Поощрительная премия

1984. Стеклянная башня. Международный конкурс. Токио. Поощрительная премия

1985. Оплот сопротивления. Международный конкурс. Токио. Третья премия

1985. Дом из дерева. Международный конкурс. Любляна. Поощрительная премия

1986. Стеклянный монумент 2001 году. Международный конкурс. Токио. Поощрительная премия

1987. Плэй-хаус в Амстердаме. Международный конкурс. Амстердам. 1 премия

1987. Жилище для бездомных. Конкурс Международного Союза архитекторов и ЮНЕСКО. Мадрид. Поощрительная премия

1988. Дом японской семьи. Международный конкурс. Токио. 2 премия

1991. Всемирная выставка в Вене. Международный конкурс на реализацию. Заказ на участие от правительства Австрии. Вена. Поощрительная премия

1992. Универсальный зал в городе Нара. Международный конкурс на реализацию. Нара, Япония. Специальная премия

1998. Реконструкция ГАБТ РФ. Закрытый конкурс Министерства культуры РФ. Москва. 1 премия

Избранные реализованные и утраченные интерьеры

1991. Белый зал. Магазин. Столешников переулок, 7. В настоящий момент не существует

1991. Красная колонна. Берсеньевская набережная, 12. Конторское помещение. В настоящий момент не существует

1991. Мост через кольцо. Олсуфьевский, 8. Конторское помещение. В настоящий момент не существует

1991. Секретный клуб на Калининском проспекте. В настоящий момент не существует

2005. Красная галерея- конструктор. Красная площадь, 5. В настоящий момент разобран и переносится в новое место

Избранные постройки

1997. Универсальный конструктор для организации детских площадок в дворовых пространствах Москвы. Многочисленные и неподконтрольные реализации, происходящие в разных районах Москвы с 1997 года по настоящее время

1998. Фонтан «Принцесса Турандот» на Старом Арбате

1999. Фонтан-ротонда на площади Никитских ворот

2000. Приспособление бывшей типографии Мамонтова в Филипповском переулке под деловой комплекс

2005. Жилой многоквартирный дом городского семейного клуба «Монолит» на Воробьевых горах. Улица Косыгина, 19

2006. Помпейский дом. Филипповский переулок, 13

2006. Многоквартирный жилой дом переменной этажности на Нагатинской набережной. Завершение строительства в 2007 году

2006. Малый город на 147 резиденций в ближнем Подмосковье. «Резиденции Монолит» – загородный поселок городского семейного клуба «Монолит» вблизи Ново-Рижского шоссе. Завершение строительства в 2007 году

2006. Английский квартал на Мытной улице. Мега-комплекс группы компаний «ПИК» на 953 квартиры. Начало строительства – лето 2006 года

2006. Административно- общественный комплекс поселка «Парк Вилл» на Ильинском шоссе вблизи деревни Жуковка. Начало строительства – лето 2006 года

Избранные групповые выставки

1984-1993. Все групповые выставки «Бумажной архитектуры»

1988. Советская архитектура. Финский музей архитектуры, Хельсинки

1988. Ностальгия по культуре. Архитектурная ассоциация, Лондон. По приглашению Элвина Боярски

1991. Последние работы. Совместно с архитектором Лебиусом Вудсом (США). Экспозиция в архитектурной школе Бартлетт, Лондон. по приглашению Питера Кука

1992. Иокогама-2050. Иокогама, Япония. Совместно с Рэмом Колхасом, Тойо Ито, Шинном Такаматсу

2002. Представитель России на архитектурной Биеннале в Венеции с проектом реконструкции ГАБТ РФ и персональным разделом экспозиции

2004-2006. Участник раздела «Архкаталог» выставки «Архмосква»

Избранные персональные выставки

1989. Лаборатория Нуова. Флоренция, Италия

1989. Евроказ. Загреб, Хорватия

1990. Архитектурная галерея. Мюнхен, ФРГ.

1990. Красные архитектурные объекты. «Кнолл интернейшнл», Токио

Авторские работы периода так называемой «Бумажной архитектуры» хранятся в частных коллекциях России, Великобритании, Японии, Австрии и ФРГ. А также в коллекциях немецкого музея архитектуры (Франкфурт-на-Майне), Музея архитектуры имени А. В. Щусева (Москва), русского музея (Санкт-Петербург).

Чувства и предубеждения в архитектуре

Я родился в Советском Союзе в июле 1956 года, учился по букварю, который начинался с ясного определения того, что «нынешнее поколение советских людей будет жить при коммунизме», в 1980 году закончил МАРХИ, был так называемым «бумажным архитектором», с конца восьмидесятых до середины девяностых проболтался «по заграницам», и в 1996 году, вернувшись на то место, которое получилось на руинах СССР, начал карьеру московского архитектурного одиночки.

За десять довольно интенсивных лет из меня получился профессор МАРХИ с тремя полноценными выпусками и практикующий зодчий с несколькими построенными монументами и зданиями в Москве, завершающий к 2007 году строительство небольшого города на 150 дворцов, одну школу и одну церковь в ближнем Подмосковье. Из либерального архитектора-западника образца 1990 года, по мнению прогрессивной общественности, я превратился в консервативного зодчего-почвенника разлива 2006 года, общественность, наверное, права, а может, и нет… Об этом я и попытаюсь поразмышлять. Претензии на выставление своих работ за последние 30 лет и выпуск того же материала в виде книжки, если не лукавить, – весьма амбициозная затея, настойчиво требующая уже не слов, но написанного текста. Пишу я всегда «со скрипом», мысли булькают и бурлят, а переплавить их в стройный поток легко читаемого текста получается с трудом.

Чтобы облегчить задачу, я заставил себя прочесть всякие мудрености и откровения действующих в настоящий момент архитекторов. Их рассуждениями о себе в архитектуре и архитектуре в себе нашпигованы наши многочисленные околоархитектурные журналы. Признаюсь, читаю архитектурные журналы редко, обычно просматриваю чертежи и фотографии, а тут совершенно обалдел от прочитанного. Правда, в основном это были интервью, жанр специфический и непредсказуемый. Я и сам знаю, как на бумаге глупо все выходит из умного, на первый взгляд, разговора.

В итоге я решил поступить следующим образом – в начале тезисно записать волнующие меня в настоящий момент суждения. Это смесь из собственных мыслей и чужих высказываний, которые я часто повторяю про себя, с которыми соглашаюсь или спорю. И это первое.

Затем рассказать о нескольких событиях в моей жизни, которые произвели впечатление и запомнились, что привело строй моих мыслей к тому порядку, в котором он находится в настоящий момент. И это уже второе.

К этому остается прибавить – все, о чем я пишу, построено на чувствах и интуитивных порывах, а отнюдь не на знании. И хотя к 50-ти годам я кое-что узнал, тем не менее, продолжаю оставаться наивным интуитом. Один мой очень умный и образованный друг сперва сказал, что не может дать мне больше 12 лет, затем понизил мой «реальный» возраст до 7 и жестко настаивал на этом, как я ни упрашивал его сделать меня постарше. Вряд ли мои студенты будут рады тому, что они учатся у семилетнего профессора, но что уж тут поделаешь. И самое забавное то, что стройный порядок моих мыслей может оказаться для посторонних хаосом или, если точнее, традиционным русским бардаком.

Итак, первое …

– «Мера важнее всего», – заявил когда-то Клиобул из Линда. Спорить с этим трудно, но как ни странно, еще труднее применять это на практике, особенно архитектурной.

Я всегда старался этого добиться и в проектах, и в постройках. Интересно не делать лишнего, делая пышный архитектурный декор. Очень интересно не сделать переусложненный проект, зная, что его в конечном результате будут строить руки таджикских или украинских рабочих-самоучек под надзором вороватых десятников. Точно реализованный проект есть ювелирное совмещение амбиций и возможности их реализовать, в нем много политики. В России они (и политика, и архитектура) всегда будут с византийским привкусом. Нужно не стыдиться этого, а гордиться тем, чему уже более тысячи лет.

– «Только создание новой формы возвращает интерес к жизни, оживляет вещи и убивает пессимизм». Это из формалиста Виктора Шкловского. На первый взгляд, это идеальная подпорка для любой модернистской риторики, но только на первый взгляд. А если пристальнее – даже акант коринфской капители можно прорастить в виде лепестка невиданной доселе формы и сделаться авангардистом в классике или классиком в авангарде. Но лучше – возвращать интерес к жизни, выращивая неизвестные цветы у себя на даче, а коринфский ордер просто применять, он и так неплох. И у виньолы, и у палладио. Горе подхватившим вирус инновационности – все им скучно, все они несчастны и нет им покоя. А ведь уже давно известно отличное антивирусное успокаивающее, в рецепте которого записано: «на свете счастья нет, а есть покой и воля» – и лучше не было сказано с тех пор.

– «Неважно как, неважно что, важно кто». Реплика приписывается импрессионисту Ренуару и практически освобождает от комплекса модности. Желание быть модным или актуальным переломило через колено огромное количество способных к архитектуре молодых людей. Вместо того чтобы кем-то становиться, они начинали из себя кого-то изображать. В результате выловить себя из пиаровской мути они уже не могли и тонули там. «Кто я в профессии?» – в этом быстро не разберешься, а для архитектора на это уходит 10-15 лет тяжелого и часто поденного ремесленного труда.

– «Критерием в искусстве я вынужден считать общественный консенсус», – обмолвился в одном из интервью Михаил Леонович Гаспаров, автор незабвенной «занимательной Греции». А Марсель Дюшан заметил: «То, что представляется как искусство, то и есть искусство». Заметьте, речь идет об искусстве, а не о творчестве. Я уверен, что творчество и искусство абсолютно отличны друг от друга. «Творчество» идет от «творца». «Творец» что-то транслирует людям. На протяжении тысяч лет те пытаются разгадать транслируемое. Это смиренное и несуетное дело. Прямо принимают трансляции те, кто настроены на волну приема, часто им самим непонятно, что проходит через них. В бесконечном разгадывании кодов транслируемого и проходит история культуры и, конечно, архитектуры.

Ведь архитектура – наиважнейшая часть культуры, ее трехмерная составляющая.

«Искусство» же соответственно идет от «искусителя». а это совершенно другая инстанция. Здесь все замешано на самолюбовании, гордыне, славолюбии и других человеческих слабостях и пороках. Искусство – дело суетное. Ярмарка тщеславия предоставила деятелям искусства свои лучшие карусели, которые крутит золотой телец, весьма обаятельный и привлекательный господин. К творчеству ли, к искусству ли относится деятельность отдельно взятого дееспособного зодчего, разобраться сложно. Я бы никогда не взялся развешивать ярлыки по этому поводу.

Творец всем судья. Однако почуять, почему инновационный принцип заявлен как основа существования искусства, можно. Потому что искусство должно бурно, толкаясь и сбивая друг друга с ног куда-то развиваться. Направление развития очень похоже на тартарары. Творчеству развитие ни к чему, дай бог разобраться с накопленным багажом до наступления конца света.

– «Побеждают большие легионы». Эта знаменитая фраза Бонапарта преследует меня всю жизнь. Красивая и неприменимая к чему-то кроме войны. Вдруг совсем недавно у меня выскочило: «Большие заводы – не большие легионы». Нельзя понять, почему развитие производства определено как цель развития человечества. Чем меньше заводы или строительные бригады, тем более логичным, ремесленным, камерным и менее вредным для природы становится их деятельность. Когда мне говорят, что технический прогресс завел человечество в небывалые заоблачные дали, а я при этом только что видел полигональную стену в Дельфах, храмы Агригента и Пестума, устройство инженерии Приены, Милета или Родоса – мне становится смешно. Я уж не говорю о египетских пирамидах или классической русской избе. Построить нечто подобное сегодня невозможно. Нет специалистов.

Их просто вывели, как мышей или тараканов. Гениальный Чаплин еще в 30-х годах ХХ века на заре индустриального бума «больших заводов» в потрясающем по уровню провидения фильме «Modern time» увидел и кошмар штамповки, и невозможность сооружения маленькой архитектуры личного счастья. Сейчас все съедено массовой штамповкой «больших заводов». Зато огромное количество сноровистого и склонного к рукоделью народа мается бездельем, сидит на пособии и паразитирует всеми доступными способами.

Есть и что-то полезное в результатах деятельности индустриального общества. Наверное, глупо отказываться от электричества и интернета, мобильной связи и компьютеров. А вот поменьше таскаться туда-сюда из конца в конец мира, сжигая ресурсы во имя убыстрения развития абсолютно бессмысленных производств и обслуживания непомерных аппетитов рантье, очевидно, имело бы смысл. Идеально жить в деревне, на берегу реки, не выходя из избы путешествовать по миру в сети, проектируя и строя где угодно не покидая деревенской мастерской – такая селекция прогресса по мне.

Хоббиты, спасшие выдуманный аналог мира, если вы помните, жили в норках, увлекались камерными ремеслами и не любили туризм. Забавно, что придумал хоббитов англичанин, представитель нации, столкнувшей человечество в «пучину технического прогресса».

– «Копии и муляжи в современной архитектурной практике неуместны». Это категорическое заявление часто можно услышать из уст мастеров так называемой «современной архитектуры». Они как будто возникли ниоткуда и создают новые формы из ничего. Это, безусловно, лукавство. Форма порождает форму, и не мы начали этот процесс. Не нам его и завешать или переиначивать.

Кстати, ничего плохого в копировании нет. Процесс деторождения у людей – тоже копирование, и никого особенно не раздражает то, что дети похожи на родителей. Я даже уверен, что если у кого-нибудь родится ребенок с треугольной головой, то родители расстроятся сверх всякой меры. Призывы ждать нового «не мышонка, не лягушку, а неведому зверюшку» удивительны. Уговоры и заклинания по этому поводу давно превратили архитектурную критику и историю архитектуры последних 70-ти лет в жесткую пропаганду принудительной и тотальной инновации. Даже архитектурные конкурсы сейчас проводятся не на самый красивый, а на самый инновационный проект. Стыдно быть неактуальным, непрогрессивным, не устремленным куда-то в туман будущего. А в тумане страшно, там только крики заблудившихся. Поэтому, как ни странно, сегодня для большинства зодчих делать копии – единственный способ чему-то научиться и хотя бы кем-то стать в ремесленном смысле. Так Леонардо когда-то копировал Вероккио, а много позже безымянный студент Баухауса – Вальтера Гропиуса. Нет устаревших объектов для копирования – высокая классика, Бруннелески, павловский ампир, Барма и Постник, конструктивизм, одиноко стоящий утес, что угодно – одинаково актуальны. Копии предначертано стать новым оригиналом для будущих копиистов. Оригиналов очень мало, а желающих увидеть хотя бы копию, не счесть.

Неважно, что копировать, неважно, как копировать, важно только, кто копирует и что у него при этом получается. Станьте хоть кем-нибудь, копируя то, что вам нравится! Делайте это от души, старательно и с любовью, и у вас обязательно получится свое, новое, не похожее ни на что. Так новорожденный ребенок, хотя у него одна голова, две руки, две ноги и еще огромное количество совпадений с миллионами ему подобных, не похож ни на кого из других людей и абсолютно уникален.

Ну вот, вышел какой-то призыв к тем, кому сильно меньше полтинника, призыв спорен, и не нужно на нем сосредотачиваться.

– «Мы безнадежно отстали от запада, наша провинциальность невыносима». Эти постоянно звучащие последние годы из уст определенной группы мучающихся архитекторов и их резонеров заявления уже даже не раздражают. Настолько к ним привыкли. Архитектура – не беготня на перегонки с западом или востоком. Россия всегда будет отличаться и от запада, и от востока. Мы отстаем от запада на 50 лет – отлично, благодаря этому мы опережаем его на 500. Некоторые технологии чудо как хороши сами по себе, но лучше бы их не было вообще, хотя бы в России. Предпочтительнее маленькие кустарные производства с небольшим количеством хорошо подготовленных ремесленников. В Италии кустари-портные одевают полмира, в России кустари могли бы обстраивать высокотехнологичными избами всех желающих, делают же это финны, бывшие подданные российской империи.

Брать и на западе и на востоке только утилитарно полезное, а не все подряд. Можно считать себя сырьевым придатком, а можно великой энергетической державой, кому как больше нравится. Нет провинции там, где активизирован процесс обустройства каждого сантиметра своей малой родины. Не запад нам нужно догонять на летящей еще то ли с гоголевских, то ли с махновских времен то ли тройке, то ли тачанке – а решать вечную российскую проблему – дураков-управленцев и разбитых дорог. А может быть, наконец, построить одну идеальную многоканальную дорогу-русло от Бреста до Владивостока, самую длинную колоннаду в мире, и высокотехнологично расселить вдоль нее все наши 200 миллионов соотечественников и вокруг организовать наичистейший природоохранный заповедник «Гуляй-поле» размером с Россию.

Итак, второе…случившиеся со мной житейские истории, в результате которых я стал так путано рассуждать и, так сказать, вывалился из «мэйн-стрима». Да, пожалуй, хватит и одной истории. Должно же что-нибудь остаться на книжку к 90-летию со дня рождения архитектора N., когда он, как, не дай бог, гоголевский персонаж, будет вваливаться в светлые залы будущей прекрасной российской архитектуры и требовать, чтобы юные зодчие поднимали ему веки. Все может быть. Николай Васильевич кричал перед смертью: «Молитесь! любите царя!» не приведи боже никому чего-то в этом роде.

Однажды в перестроечные времена, уж извините, в Париже, я был на огромной выставке всего-всего авангарда ХХ века. И очень воодушевленный решил заглянуть в Лувр, чтобы еще раз сравнить историческое наследие вроде Леонардо, Давида, Пуссена, Жерико и многих других с авангардом, почувствовать пульс прогресса, подумать о путях развития инновационности. Задуманное мне не удалось. Плотная толпа японцев, малайцев, американцев и еще невесть кого оттеснили меня от наследия.

Я видел только блики фотовспышек в бронированных стеклах исторических произведений. несолоно хлебавши забрел в какой-то совершенно безлюдный уголок Лувра.

Это, кажется, был раздел «Африка, Полинезия и Микронезия XVII-XIX веков».

Увидел и обалдел! там были произведения авангарда высочайшего класса.

Огромное количество безвестных Малевичей, Лисицких, Клеев, Пикассов, Бойсов и многих других гениев и новаторов африканского авангарда XVII века.

Они никогда не знали, что они великие авангардисты. Их произведения никогда не стоили столько, сколько стоили произведения их клонов или, уж я не знаю, цивилизованных последователей из ХХ столетия.

Они были представителями «неразвитой цивилизации», к которым представители «цивилизации развитой» без их согласия присосались и затем благополучно высасывали их в течение двухсот лет. Какая удача – сырьевой придаток, источник даровой энергии. Наконец наступил момент, когда, высосав их до остатка, одним глотком хватанули их культуру, их ритмы, их гребни и татуировки, наконец, выдав все это за свой авангард, затем, организовав две мировые войны, вступили в век политкорректности и гуманности.

Простите меня за патетичность и некоторую предвзятость. Но я действительно был потрясен. Так совершенно на пустом месте случайное посещение музея лишило меня некоторых иллюзий и поколебало мое отношение к культуре, искусству и творчеству. Я усомнился в том, что одна цивилизация может быть развитее другой. Они просто разные. Я засомневался в том, что в культуре могут быть сделаны какие-то прорывы и открытия. Все это просто перетекает из культуры в культуру. Я также понял, что «Эпоха великих географических открытий» для меня закончилась и оказалась просто успешным бандитским захватом чужого мира и многовековым его изнасилованием. И никакое «бремя белого человека» не может оправдать то, что на протяжении долгих лет одна цивилизация может паразитировать за счет другой на том простом основании, что та опирается на другие ценности и не строит «больших заводов».

Упаси бог, я не считаю это примитивным эпигонством, все значительно сложнее. Просто если кто-нибудь где-нибудь становится очень свободным и демократичным, то это почему-то обязательно происходит за счет кого-нибудь другого, который очень кстати оказывается «нецивилизованным» или «неактуальным». В этом какая-то странная и мистическая закономерность, которая пока еще действует. Пока еще смущая впечатлительных людей.

Я впечатлителен и эмоционален, а эмоции часто захлестывают, и их нужно уметь сдерживать. Всегда завидовал хладнокровным и рассудительным людям. Возможно, если повезет, с возрастом более зрелым я опять изменюсь и переоценю многое из пережитого. В конце концов, благоразумие и рассудительность еще никому не помешали. Приношу свои извинения всем любителям и деятелям прогрессивного искусства и архитектуры за свои неосторожные суждения, к тому же изложенные местами с предубеждением, а порой излишне чувствительно …

«Разум и чувство» или «Гордость и предубеждение» – вот прекрасные названия для этого эссе, но они давно уже принадлежат другим текстам, и этому можно только радоваться.

Михаил Белов.
24 июля 2006 года
Дача под Новым Иерусалимом на берегу речки Малый Иордан

вверх