|
|
К
20-летию бумажной архитектуры
Андрей Чельцов
XI-MMIV - 31.07.2004

Василий Бабуров: Как Вы
оказались среди «бумажных»
архитекторов?
Андрей Чельцов: Отправной точкой
стало участие в архитектурных
конкурсах, причем не «бумажных».
В конце 1970-х – начале 1980-х
(я тогда учился на третьем курсе)
я познакомился со Славой
Овсянниковым, который вместе
с Лежавой и каким-то отличным
африканцем делал конкурс на застройку квартала в Сенегале. Меня
привлекли в качестве «раба», и так
я попал в конкурсную тусовку.
Примерно в то же время я познакомился со Львом Евзовичем
и Марком Хайсманом, которые
учились на курс старше у Бархина
и вдвоем делали разные конкурсы.
Это было довольно сильное
партнерство, и жаль, что потом
оно распалось. Сейчас Евзович –
член арт-группы АЕС, а Хайсман
создает прекрасные витражи. Я
помогал им, был как бы младшим
соавтором. В 1980 мы делали
конкурс на пристройку к зданию
ВТО на Пушкинской площади,
в котором участвовало много
народу – от маститых зодчих
до студентов. Это был не «бумажный», а «реальный» конкурс, и мы,
как сейчас помню, сделали отличный проект. Он был одним
из самых веселых и правильных.
Через некоторое время
Овсянников познакомил меня
с Кирпичевым, который уже тогда
вел детскую студию ЭДАС. Конкурс
для Сенегала делался как раз
у него, в мастерской на Брестской
улице. Туда же приходил Миша
Белов, показывал свой проект «Дома-экспоната» (JA Shinkenchiku,
1981 г.).
Какие проекты Вы делали
с Кирпичевым?
В 1982 году мы делали конкурс
журнала Architectural Design
«Кукольный дом». Собралась
большая команда (Влад Кирпичев,
Миша Лабазов, Володя Тюрин,
Дима Гусев, позже пришел Андрей
Савин). Идей было много, и возникла мысль послать в Англию
не один, а два проекта. Один
из вариантов (он условно назывался «Фотоаппарат») курировал я, а
другой («Небоскреб») – Владислав.
«Небоскреб» был очень типичен
для Кирпичева – позже (уже после
конкурса) Владислав выполнил
его в ценных породах дерева.
Влад – перфекционист, он все
должен был доводить до «звона».
Надо было делать макет, и мы
ходили по мебельным фабрикам
и таскали оттуда деревянные изделия. С Кирпичевым мы сделали
конкурс на Тэт Дефанс (Б.Бархин,
Ю.Бархин, В.Кирпичев, А.Чельцов,
1983 г.).

Михаил Лабазов, Андрей Чельцов
«Жилище как отражение себя». 1986
Конкурс «King Fahd Award». 1 премия
Когда Вы познакомились с Вашими коллегами по «Арт-Бля» –
Михаилом Лабазовым и Андреем
Савиным?
Лабазова я впервые увидел в кирпичевской студии. Миша тогда
учился на первом курсе. Он сидел
и резал из бумаги макеты детских
площадок. Я хорошо помню, какое
впечатление он произвел на меня
своей фантастической скрупулезностью и усидчивостью. Он
вырезал аккуратные квадратики
1 х 1 см – это были тонкие
рамочки, из которых потом
складывались сложные композиции. В то время Миша общался
с Владиславом настолько плотно,
что я воспринимал его как неотъемлемую часть студии, как свет
и мебель.
С Савиным мы познакомились
чуть позже, но также в институтские годы, хотя тогда мы вместе
почти не работали. Долгое время
связующим звеном между нами
был Миша.

Андрей Чельцов
«Дроянский конь». 1989
Чем Вы занимались после
окончания МАРХИ?
После окончания института я полтора года отслужил в армии, затем
еще полтора проработал в Моспроекте в мастерской Максима
Былинкина. Когда положенный
срок работы по распределению
истек, я устроился художником
в художественный салон на Петровке. Работа там заключалась
в развешивании картин, параллельно я еще делал какие-то
худфондовские халтуры вместе
с Лешей Бавыкиным и Мишей
Лабазовым.
В 1986 году я уехал в Англию, откуда вернулся лишь 6 лет спустя.
Работал в разных фирмах –
занимался «реальным» проектированием. Начиная с 1992 года мы
стали работать с Лабазовым
и Савиным уже постоянно.

Сейчас, 20 лет спустя, как Вы
оцениваете период бумажной
архитектуры?
«Бумажная архитектура» – очень
искусственный термин. Например
проекты, реализующиеся сегодня
в мире, еще пару десятков лет
назад воспринимались как чисто
«бумажные». «Бумажное» проектирование для архитектора – один
из путей формирования
собственного мировоззрения
и оттачивания творческой
манеры. Вот Уильям Олсоп
на протяжении всей своей жизни
рисует картины. 20 лет назад все
его творчество можно было
отнести к бумажной архитектуре
в чистом виде. А сегодня он все
это спокойно строит. «Бумажным»
архитектором до недавнего времени мы воспринимали и Чернихова,
а сегодня это реальность. Правда,
речь идет о развитых странах,
а не о России.
Мы до сих пор ментально и интеллектуально относим себя к Западу,
хотя на самом деле мы страна
третьего мира. Нам сложно с этим
смириться. Вот мы и сочиняем
всякие литературные сказки,
кричим, что мы часть большой
восьмерки. Я в свое время посмеивался над китайцами, над их
небоскребами в форме пагод,
а сегодня они реализуют фантастические проекты олимпийских
объектов. Конечно, эти проекты
выполнены иностранными
архитекторами. Но через пять-десять лет они сами начнут так
проектировать.

Арт-Бля
«Деревянная башня». 1990
Котка, Финляндия
В российской бумажной архитектуре была мощная литературная
струя. Так сказать, литература
архитектурными средствами…
Бумажная архитектура была модным веянием. В 99 случаях из 100
это была иллюстрация некой
литературной идеи, какого-то
сценария. «Мост», «одеяло»…
То есть, проект представлял собой
некую историю, иллюстрированную
картинками. У Бродского с Уткиным, Белова, да почти у всех
в каждом проекте обязательным
элементом были тексты или
стишки с картинками-комиксами.
Стих-поэма плюс картинка-иллюстрация. Впрочем, чего удивляться – мы же самая читающая
нация в мире! Поэтому проекты
Буша, Подъяпольского и Хомякова
мне всегда нравились больше,
чем работы других «бумажников»,
потому что в них «сказок» было
гораздо меньше. Не было в них
литературы, поэм, стихотворений… Мы тоже пытались убежать
от этого в сторону образности,
объема, пространства, архитектуры. Не литературы архитектурными
средствами, а архитектуры
архитектурными средствами.
вверх
|
 |
|