|
|
К
20-летию бумажной архитектуры
Михаил Лабазов
XI-MMIV - 31.07.2004

Арт-Бля
«Коммуникационный центр». 1992
Росток, Германия
Василий Бабуров: С чего для Вас
началась бумажная архитектура?
Михаил Лабазов: Курсе на третьем
(это было году в 1980 или 1981) я
познакомился с Владом Кирпичевым. В то время я помогал ему
преподавать в детской студии
и делать какие-то работы, в том
числе «бумажные» конкурсы, которые тогда только начинались.
Одной из первых таких работ стал
конкурс «Doll’s house», объявленный в 1982 году журналом Architectural
Design. Конкурс проходил
в два тура. Первый был открытым,
во втором участвовали приглашенные участники. Мы выступали
в одной команде с Владом Кирпичевым, Андреем Чельцовым,
Володей Тюриным и Димой Гусевым и представили два проекта.
Во второй тур прошли оба –
единственные из советских участников. На втором этапе, когда
надо было отсылать макет, к нам
присоединился Андрей Савин.
Среди отмеченных работ конкурса
помимо нашей были такие имена,
как Жан Нувель и Тадао Андо.
Пока учились в институте, сделали
еще несколько совместных
проектов и конкурсов. Начиная
с четвертого курса мы работали
уже самостоятельно, и тогда же
определился костяк нашей
группы. В то время с нами работал
Володя Тюрин. Сделали несколько
конкурсов вместе с Юрой Аввакумовым в САКБ МАРХИ, с Мишей
Беловым, что-то выиграли.
Как и когда Вы познакомились
со своими партнерами по «Арт-Бля» Андреем Чельцовым
и Андреем Савиным?
Мы встретились в начале 1980-х
годов, в годы учебы в МАРХИ.
Андрей Чельцов был на два года
старше, а с Андреем Савиным мы
были однокурсники, хотя учились
в разных группах.

Чем Вы занимались после
окончания МАРХИ?
После окончания института я
отработал положенные три года
в Моспромпроекте в мастерской
Леонида Павлова, затем в Моспроекте-2, куда меня перетащил
Алексей Бавыкин. В начале 1988
года мы с Андреем Савиным
выиграли конкурс Союза архитекторов на Музей Высоцкого
и получили право на его реализацию. Кроме того, подходил еще
один заказ, и в Моспроекте меня
ничего не держало. Только-только
начали появляться архитектурные
кооперативы, а с ними «реальные»
(как тогда казалось) заказы.

А как Вы оказались во ВНИИТАГе?
Инициатива исходила от одного
из руководителей ВНИИТАГа Ирины
Атыковны Азизян, пригласившей
нас с Андреем Савиным поработать в структуре института. Предложение нам очень понравилось.
Была предоставлена большая
степень свободы действий (в частности, план работы мы определяли
сами). Там мы проработали около
двух лет – с 1989 по 1991.
Мы продолжали делать конкурсы
и другие работы, которые считали
нужными. Параллельно участвовали в работе над книгой «Бумажная
архитектура», в которой должны
были быть собраны проекты всех
«бумажников». Комментарии
к проектам писал Давид Бернштейн. Книга была практически
готова и стояла в плане, однако
так и не вышла.
Проекты, сделанные во ВНИИТАГе,
были связаны общей линией и
вместе с текстами были опубликованы в одном из сборников
ВНИИТАГ в 1991 году.
Вы исследовали какие-то определенные проблемы?
Все было связано с границей
между архитектурным объектом
и окружающей средой, массой
и пустотой, возможностью
стирания этой черты, придания
неоднозначности самому понятию
«ограждение». В какой момент
пустота становится объемом,
объектом, приобретает массу,
и насколько можно размыть силуэт и структуру реального объекта,
растворив его в окружении.
Бумажная архитектура
ограничивалась конкурсным
проектированием?
Была еще одна важная тема –
«одноразовая архитектура».
В 1991 году мы были в Германии,
в Киле. Там проводилась выставка, посвященная этой теме. Мы
делали объекты-инсталляции
и параллельно вели семинар
для немецких студентов, которые
под нашим руководством сделали
несколько проектов на берегу
моря.
Эта тема важна для нас в не меньшей степени, чем другие наши
работы. Говоря о стирании границ,
я имел в виду не только физические объекты, но и жанры. «Одноразовая архитектура» – пример
такого смешения.
Когда возник брэнд «Арт-Бля»?
Году в 1985–87, то есть уже после
окончания МАРХИ. «Арт-Бля» –
не столько архитектурное бюро
в чистом виде, сколько круг единомышленников в самом широком
понимании. На разных этапах
в группу входили совершенно
разные люди – архитекторы, художники, дизайнеры, хотя костяк из
нас троих сохранялся практически
постоянно. Долгое время мы даже
сознательно не публиковали фотографии членов «Арт-Бля» – людей
было так много, что сделать
коллективное фото было просто
невозможно.
Практически все наши работы мы
и сейчас делаем совместно.
Конечно, у каждого из нас свои
интересы (я, к примеру, преподаю
в детской студии), хотя узкой
специализации у нас нет. Мы
участвуем в разнообразных арт-проектах, однако 90 процентов
времени каждого из нас занимает
«реальное» проектирование.
Помимо прочего, это средство
к существованию и возможность
финансировать некоммерческие
проекты.

Арт-Бля
«Одноразовая архитектура». 1991
Киль, Германия
Арт-Бля
«Одноразовая архитектура». 1991
Галерея А3, Москва
Чем для Вас была бумажная
архитектура?
В жизни каждого архитектора есть
период, который он должен
пережить. В то время бумажная
архитектура, даже не бумажная
архитектура, а просто участие
в конкурсах было для нас
единственной возможностью
для самореализации.
Я не отделяю нашу нынешнюю
деятельность от того периода –
продолжается непрерывная линия
развития. В какой-то момент количественные изменения, наверное,
переходят в новое качество.
Была ли бумажная архитектура
архитектурой в чистом виде?
Кажется, в ней было больше
литературы, чем формальных
или пространственных идей.
Литературный слой обязательно
присутствует в любой хорошей
архитектуре. Вспомним Херцога
и де Мерона, у которых он выражен достаточно ярко. Другой
вопрос, какова эта литературная
компонента. Ей вовсе необязательно быть повествовательной.
Как Вы считаете, бумажная
архитектура – серьезное явление
в контексте мировой истории?
Я не вижу в ней особой исключительности. Это был чистый брэнд,
сыгравший свою роль на
определенном этапе. Говорить
о бумажной архитектуре как
о неком творческом объединении
или направлении едва ли возможно. Стиль Бродского и Уткина
имеет мало общего с манерой
Белова. Буша, Подъяпольского
и Хомякова мало что связывает
с Филипповым и Бронзовой. Этим
«бумажники» 1980-х принципиально отличались от конструктивистов и рационалистов 1920-х,
которых связывала определенная
идеология. Близость же «бумажников» была чисто социальной
и возрастной. Их связывало
участие в конкретных конкурсах.
Они абсолютно разные люди
с различной внутренней мотивацией. Общего у них не больше,
чем у китов с акулами, бакланами
и кораблями, хотя и те и другие
плавают в море.
вверх
|
 |
|