Что делают ньюсмейкеры?

Григорий Ревзин
Паллиатив
XXVIII-MMIX - 01.05.2009

Конкурс на реконструкцию дворца берлинских курфюрстов. Первая премия, проект Франческо Стеллы (Francesco Stella)

Завершение конкурса на проект реконструкции дворца курфюрстов в Берлине – теперь это будет называться Гумбольдт-форум – событие знаменательное, но не в первую очередь тем, что сама идея этой реконструкции начала обретать реальные черты. Рассматривая все премированные проекты, приходишь к выводу, что европейская архитектура ощутимо меняет парадигму. Тренд «Назад к 70-м», до сего времени заявлявший о себе не слишком ярко (хотя иногда и в почти манифестационной форме – ср. культурный центр «Форум» Херцога и де Мерона в Барселоне), приобрел здесь характер последовательно проведенной политики.

Конкурс на реконструкцию дворца берлинских курфюрстов. Первая премия, проект Франческо Стеллы (Francesco Stella)

Первая премия присуждена Франческо Стелле, архитектору из Вероны, автору новой ярмарки в Падуе и нескольких вилл в окрестностях Виченцы. Понять, что могло привлечь жюри (Дэвид Чипперфильд, Джорджо Грасси, Петра Кальфельд и др.) в этом проекте, с ходу достаточно трудно. Невыразительный нейтральный фасад, выходящий на Шпрее, в жанре мраморной решетки никак не выглядит I премией за главную реконструкцию Европы следующих пяти лет.

Однако, если начать рассматривать все остальные премированные проекты, ситуация более или менее проясняется. Второе место решено не присуждать, а третье получили сразу четыре проекта. Из них три – бюро Mackler (Кристофер Мэклер), Kleihues und Kleihues (Йозеф и Ян Кляйхусы, Норберт Хензель) и Eccheli e Compagnola (Мария Эккели и Рикардо Компаньола) – представили проекты, которые, кажется, прямо вышли из мастерской Михаила Посохина-старшего в период проектирования Дворца съездов в Кремле. К ним примыкает и проект бюро Reimar (Раймар Хербст и Ангелика Кюнклер), получивший поощрительную премию. Архитекторы, не поддерживающие эту линию, оказались в меньшинстве – всего три проекта – и, поскольку каждый из них является яркой манифестацией своего собственного направления, то по ним можно судить, какие же идеи европейской реконструкции оказались сегодня маргинальными.

Лидер берлинских неоклассиков Ханс Колхофф (см. ПК VIII–MMIII) предложил похожий на проект-победитель вариант, однако чуть более сдвинутый в сторону неоклассического прочтения. У него в архитектуре прямо появляются колонны, хотя и не в большом количестве. Но этого, по-видимому, оказалось достаточным, чтобы несомненно наиболее известный и опытный из всех участников конкурса отодвинулся на третье место. Сергей Чобан, известный нам по многочисленным работам в России и Германии, предложил проект, в котором строит «новый» барочный корпус, никогда не существовавший в действительности, однако когда-то задуманный создателем дворца Андреасом Шлютером. Внутрь барочной структуры Чобан вставляет стеклянный параллелепипед, в который собирает современные функции, здание работает на контрасте барокко и хай-тека. Этот вариант прибегает к той логики реконструкции, которая изначально восходит к идеям Карло Скарпы, а в 90-е годы была многажды использована в реконструкциях Нормана Фостера. Этот вариант заслужил лишь поощрительную премию. Наконец, третий проект бюро Kuehn Malvezzi Architekten (Йоханнес и Вильфрид Куэны, Симона Малвецци) предлагал выстроить лишь кирпичный остов дворца и вывесить на нем некоторое количество подлинных деталей, которые сохранились, а также постепенно, в течение нескольких десятилетий достраивать дворец в логике постоянного городского перформанса. Этот проект, который, как мне кажется, следует возводить к художественной логике деконструкции, удостоился лишь специального приза.

Еще раз: неоклассика, хай-тек и деконструкция оказались в позиции маргиналов. Мейнстрим сегодня – возвращение к 70-м годам. Как это произошло? Что за этим стоит? Насколько это можно рассматривать как определяющий тренд?

Идея восстановления дворца берлинских курфюрстов – это своего рода перекресток между профессиональными архитекторами и людьми. Налево пойдешь – попадешь к архитекторам, направо – к людям.

Дворец строился начиная с 1698 года по проекту Андреаса Шлютера, архитектора, знакомого России по последующим работам для Петра Великого (он построил триумфальную арку Петропавловской крепости, а также, по-видимому, Летний дворец Петра). В XIX веке он был дополнен купольным зданием по проекту Карла Шинкеля. Дворец сильно разбомбили в 1945 году, а в 1950-м власти ГДР, видевшие во дворце чуждый идеологический символ, решили отказаться от реконструкции, снесли все оставшиеся части дворца и вместо него выстроили в 1973-1976 гг. Дворец республики.

Конкурс на реконструкцию дворца берлинских курфюрстов. Третья премия, проект архитектурного бюро Mäckler (Кристофер Мэклер)

Власти объединенной Германии впервые поставили вопрос о восстановлении дворца курфюрстов сразу после падения Берлинской стены. Дворец республики был выстроен с использованием асбеста, который сегодня считается недопустимым строительным материалом, было принято решение о демонтаже асбестовых плит, а стало быть – о демонтаже Дворца в целом, тогда-то и встал вопрос о том, не выстроить ли заново дворец Шлютера. В 1993 году правительства Германии и Берлина приняли решение о проведении международного архитектурного конкурса. В 1997 году начался демонтаж Дворца республики, и лишь в 2001 году экспертная комиссия выработала условия конкурса на реконструкцию дворца. Конкурс объявили в 2007 году, сначала – конкурс портфолио от 300 архитекторов, потом конкурс реальных проектов. И вот итог.

Эта история непонятна, если не принимать во внимание контекста, в котором она происходила. Почему после решения о проведении конкурса в 1993 году его не проводят? Почему Дворец республики начинают демонтировать, не имея проекта того, что будет возведено на его месте? Почему даже условия конкурса вырабатываются только через четыре года после начала разбора дворца – все это время посередине Берлина, в самом центре, стояли бетонные руины Дворца республики, про которые никто не знает, что с ними будет дальше? Почему от выработки условий конкурса до его проведения проходит еще шесть лет? Все это – удивительные для сегодняшнего темпа строительства сроки, тем более невероятные, что все это происходит в Берлине конца ХХ века, в городе, который фактически был выстроен за это время заново.

Конкурс на реконструкцию дворца берлинских курфюрстов. Третья премия, проект архитектурного бюро Kleihues und Kleihues (Йозеф Кляйхус, Ян Кляйхус, Норберт Хензель)

Дело именно в этом контексте реконструируемого Берлина. Для властей и граждан восстановление дворца курфюрстов было ясным и понятным символом объединенной Германии, возвращения Берлину функции европейской столицы (дворцы эпохи абсолютизма есть в каждой из них). Для архитекторов это было недопустимой фальшивкой. В отличие от России, где мнение архитекторов особого значения не имеет (ср. историю храма Христа Спасителя), в Германии общество на время поверило архитекторам. Образ современной европейской мегастолицы попытались выстроить средствами современной архитектуры, началась грандиозная реконструкция Берлина силами международных звезд.

Но в результате этой реконструкции Берлин не стал ни центром Германии, ни центром туризма, ни столицей Европы. По количеству населения, туристов, культурной значимости он, увы, по-прежнему проигрывает Риму, Парижу, Лондону, при том что экономический потенциал Германии гораздо значительнее, чем Италии, Франции или Англии. Архитекторами был предложен проект «Берлин», под него были выделены невероятные суммы, были построены десятки зданий, заранее запроектированные как шедевры авангарда, и в итоге проект не вышел на запланированные рубежи. Берлин остается недооцененным европейским городом, что видно и по ценам на недвижимость, и по уровню деловой активности, и по миграции населения, и по многим другим показателям. Вообще-то нам еще предстоит отвечать за последствия этого профессионального поражения. Общество поверило архитекторам, они не смогли…

Конкурс на реконструкцию дворца берлинских курфюрстов. Третья премия, проект Марии Грации Эккели и Рикардо Кампаньолы (Maria Grazia Eccheli & Riccardo Campagnola Architetti Associati)

По мере того как это становилось все яснее, вновь вставал вопрос о воссоздании дворца курфюрстов. Каждый раз архитекторы говорили о недопустимости подделок, пытались доказать обществу, что архитектура барокко давно устарела, что в сегодняшний высокотехнологичный век делать скульптурные наличники – это позорно и преступно. А потом опять какой-нибудь депутат, не слишком озабоченный вопросами профессиональной этики, поднимал вопрос о том, а не построить ли нам дворец курфюрстов – все же именно он делал наш город европейской столицей.

Итоговая конкурсная программа несла на себе следы этих непростых споров. По условиям конкурса требовалось воссоздать три фасада Андреаса Шлютера, а четвертый сделать современным, выражающим способность сегодняшнего Берлина создать себе символ, не менее сильный, чем архитектура XVIII века. Это был «последний рубеж архитектурной обороны», хотя зачем его было держать – не совсем понятно.

Конкурс на реконструкцию дворца берлинских курфюрстов. Проект архитектурного бюро Reimar Herbst Architecten (Раймар Хербст, Ангелика Кюнклер)

Не совсем понятно потому, что это здание действительно противоречит всей логике современной архитектуры. Городу нужно, чтобы были фасады дворца курфюрстов, а что за ними – не столь важно. То бишь перед нами чистая театральная декорация, здание без функции. Конечно, там можно было бы разместить правительственные учреждения, но это место уже занято восстановленным Рейхстагом Фостера и комплексом правительственных зданий перед ним. В итоге решено разместить там музейный центр Гумбольдт-форум.

Нельзя, однако, сказать, что в Берлине не хватает музейных и выставочных пространств. Напротив, это очень музейнообеспеченный город: к огромному Музейному острову XIX века добавился комплекс музеев Западного Берлина, и сегодня здесь музеев в два раза больше, чем можно было бы ожидать в городе с пятимиллионным населением. Что интересно – туристической меккой Берлин это совсем не делает, и это отдельная проблема прагматики культуры. Но, так или иначе, найти для дворца иную функцию не получилось – причем, по замыслу, в нем должна располагаться коллекция первобытных культур, самая безнадежная с точки зрения культурной привлекательности.

Конкурс на реконструкцию дворца берлинских курфюрстов. Проект Ханса Колхоффа (Prof. Hans Kollhoff Architekten)

Здесь стоит заметить, что дворцы абсолютных монархов, вообще говоря, весьма мало подходят под музеи. Исторически они превратились в музеи во всей Европе, но, по сути, предметом музеефикации является их собственный интерьер. Если же пытаться насыщать эти пространства принципиально иным материалом, то возникает масса проблем. Расположение в чреде кавалерских комнат витрин с наконечниками для стрел и кремниевыми ножами, а во фрейлинских – височных колец, бусин и иголок из рыбьей кости – это какой-то абсурд. Не менее сложны эти пространства для экспонирования современного искусства – они слишком мелко членятся, анфиладные комнаты с мелко нарезанными инсталляциями тоже малоосмысленная экспозиция.

В связи с этим программа реконструкции дворца предполагала застройку внутреннего двора под некую музейную функцию, а бесконечные мелкие комнаты, составляющие тело каре, пока ясной функции не имеют. В сущности, они нужны только для того, чтобы образовать некое тело за фасадом. Помимо этого, корпус, выходящий на Шпрее, также мог содержать некие культурные пространства с конфигурацией, в большей степени соответствующей современным музейным функциям.

Конкурс на реконструкцию дворца берлинских курфюрстов. Проект архитектурного бюро Kuehn Malvezzi (Вильфрид Куэн, Йоханнес Куэн, Симона Мальвецци)

Этим определялась специфика конкурса. Хотя это был конкурс на проектирование огромного здания, по сути, речь шла об архитектурном решении не более чем 20% – остальное определяется проектом Шлютера и во всех проектах выглядит одинаково. При этом внутренний корпус во дворе при всей его важности остается подчиненной, внутренней проблемой. Главное, где должна была проявиться современная архитектура – это корпус, выходящий на Шпрее, а пуантом проекта оказывалось смыкание старого фасада Шлютера и нового, предлагаемого конкурсантами.

То, что у них получилось, объяснимо. Чистый стеклянный модернистский фасад не принимался, поскольку не выдерживал сравнения с монументальностью барокко. Классический фасад не проходил по идеологическим соображениям. Возник паллиатив. Модернизм 70-х.

Я бы сказал, он одержал полную, окончательную победу. Дело в том, что проекты, удостоенные третьей премии – Мэклер, братья Кляйхусы, Эккели и Кампаньола, Колхофф, а также и Реймар с поощрительной премией – попытались внести в язык этого модернизма некоторые достижения 90-х. Главное – это попытка уйти от фасада и превратить эту часть здания в некую городскую структуру с более или менее сложной системой пристроек и дворов. Логика этого решения понятна. «Среда», несколько хаотическое образование объемов – это главное, что внесли 90-е в язык модернизма. Но абсурдность появления подобной структуры в решении корпуса, выходящего на реку, все же заставила от нее отказаться. И в результате победил фасад Франческо Стеллы, который, если не знать всей предыстории, можно смело датировать 1973 годом.

Это – дважды поражение. Во-первых, и фасад Стеллы, и все остальные «посохинские» фасады при примыкании к историческим фасадам Шлютера производят впечатление какой-то растерянной бездарности. Они словно специально нарисованы для того, чтобы показать ошибочность модернистских теорий о том, что главное в классике – система пропорций, членений, может быть – материал, но никак не система декоративных форм. Решенные в тех же членениях, что фасад Шлютера, и в тех же материалах, но без классических деталей, фасады конкурсантов все как один производят впечатление временного бетонного забора, которым по каким-то причинам пришлось закрыть каре.

Конкурс на реконструкцию дворца берлинских курфюрстов. Проект Сергея Чобана (nps tchoban voss)

Но это чисто вкусовая проблема. Еще хуже получилось со смыслом. Когда организаторы конкурса представляли его программу архитекторам, то необходимость выстроить один из фасадов в современном стиле обосновывалась чисто идеологически: мы считаем, заявляли организаторы, что современные архитекторы могут и должны нарисовать фасад, ничем не уступающий барочным фасадам Шлютера. Может, и должны, но явно не могут. Напомню, это был конкурс архитекторов со всей Европы, в нем изначально участвовало 300 человек. И что же они произвели?

Дело в том, что Дворец республики, который сносится, который являлся символом художественной бездарности и идеологической тупости властей ГДР, уничтоживших национальный символ по классовым соображениям, был построен как раз в 1973 году. И он, разумеется, ориентировался как раз на Посохина-старшего, на Дворец съездов в Кремле. Спрашивается, стоило ли его ломать, объявлять конкурс, придумывать сложную программу, если все, что смогли придумать современные архитекторы, – это вернуться к идеалам ГДР?

Вообще говоря, единственным проектом, который выглядит понятно и разумно и с эстетической, и с функциональной точки зрения, является проект Сергея Чобана. Но этот проект содержит в себе слишком критический заряд к затее в целом, чтобы жюри могло его премировать. Чобан прямо говорит: ничего, сопоставимого с фасадом Шлютера, современная архитектура произвести не в состоянии. Она вообще не в состоянии бороться с историей на поле фасада, ее сила в другом, в создании иллюзорных пространств из стекла, в остром контрасте, в техническом исполнении. И он, надо сказать, весьма убедительно это доказывает. Каре с четырьмя барочными фасадами производит впечатление возвращения на поле здравого художественного смысла после каких-то болезненных беспомощных фантазий. Но, естественно, жюри никак не могло согласиться с этим решением. Это означало признать ошибочность собственной логики.

В итоге выбран проект, крайне неубедительный с художественной точки зрения. Стоит убрать контекст конкурса, на фоне которого он смотрится сравнительно приемлемо, и представить теперь эту вещь саму по себе, как вся ее несуразность вылезает наружу. Если бы она была спроектирована для России, я бы рискнул сказать, что она никогда не будет воплощена. Дело в том, что такой проект должен увлечь за собой множество людей – уже не архитекторов, но просто людей, – а этот проект осмыслен только в пространстве паллиатива между профессиональным нежеланием его исполнять и заказом на исполнение. Он никого увлечь не способен. Но Германия – страна дисциплины. Глядишь, и выстроят. И опять будут удивляться, отчего же это никого не привлекает и совсем не работает?

вверх