|
|
Исторический очерк
Дмитрий Швидковский
Краткое рококо Петра III
IV-MMII - 24.09.2002
Через Почетные ворота, украшенные шпилем, попадали
к дворцу Петра, создателем которого стал Антонио Ринальди. Дворец,
очень небольшой, двухэтажный, по объему напоминал куб, а в плане –
квадрат с одним срезанным по дуге углом. Вряд ли будет преувеличением сказать, что это одна из лучших,
если не самая лучшая постройка рококо в России. Ее камерность
позволила сделать изысканными все детали, а общий облик – подчеркнуто
интимным. Нижний этаж расчерчен легкими линиями горизонтального
руста. Верхний украшен сдвоенными пилястрами без капителей и пышными, но не тяжелыми обрамлениями
окон. На крыше поднимается изящная балюстрада. Над входом
архитектор устроил неожиданно просторный балкон с узорной кованой решеткой, а по сторонам его,
на том же уровне, глубокие ниши с мраморными бюстами.
Слева. Крепость Петерштадт в Ораниенбауме.
Фототипия с панорамы Сент-Илера 1775 г. ГНИМА
Справа. Лабиринт в Зверинце в Ораниенбауме. Фототипия с гравюры Сент-Илера 1775 г.
ГНИМА
Парадный вход ведет в вестибюль. Свернув из него направо, по
винтовой лестнице можно подняться в главные комнаты: Переднюю,
Буфетную, Картинный зал (он использовался как столовая и гостиная
одновременно), Спальню и Будуар. Эти маленькие по размерам
помещения отличаются исключительной декоративностью. Не только
ковровая развеска картин, лепные потолки, инкрустация многими
породами дерева, живописные десюдепорты в рокайльных рамах были
использованы для этого, но также множество предметов и целых композиций в духе шинуазри. Среди них –
двери черного лака с позолотой, с фантастическими орнаментами,
такие же панели в нижней части стен Картинного зала, роспись по шелку,
изображающая китайские пейзажи, постройки и фигуры – в Спальне.
Удивительно, что все это пришлось создать Антонио Ринальди,
который ни по своему воспитанию, сначала в Риме, в круге молодого
Джанбаттиста Пиранези, ни по опыту, приобретенному в Неаполе
в качестве помощника Луиджи Ванвителли, кажется, не подходил
для работы в подобном стиле. Дворец, построенный Ванвителли
в Казерте для королей Королевства обеих Сицилий, скорее сравним с
произведениями Растрелли. Правда, в нем намного сильнее классические
мотивы, хотя и сохраняется живописная монументальность грандиозных барочных перспектив и сравнительно большая, чем у мастеров
неоклассицизма, свобода в прорисовке деталей. Ринальди должен был,
несомненно, исходить из вкусов заказчика, а последний склонялся
к милым его сердцу немецким прообразам. Так сложилась судьба
великого итальянского архитектора в России, что в течение большей
половины его работы в Петербурге ему приходилось ориентироваться
на Германию. И, как это ни странно, но столь непохожие и неприязненно
относившиеся друг к другу люди, как Петр III и Екатерина
II, склонялись в те годы к одним и тем же источникам. Уже после убийства
Петра III, создавая свой дворец в Ораниенбауме, молодая императрица
вновь заставила несчастного итальянца обратиться к тому же рококо
с немецким оттенком.
Антонио Ринальди. Дворец Петра III в Ораниенбауме. 1758–1760
Жилище Петра III в его игрушечной крепости превращалось во
«дворец в табакерке», подобный тем, что появлялись в ту эпоху в многочисленных крошечных государствах
немецких «рокайльных» принцев. Этот же стиль предпочитал и величайший из коронованных особ
Германии, властитель Пруссии Фридрих II Великий, и он использовал его в украшении своей резиденции Сан-Суси в Потсдаме. Для Петра
III, вероятно, подобный образец имел принципиальное значение. Фридрих
Великий был его кумиром даже в те годы, когда Россия воевала с Пруссией. Ораниенбаумские «потешные»
войска были одеты в форму, которая подражала прусской. Великого князя
необычайно привлекала прусская военная дисциплина, строгое
внимание ко всем мелочам мундиров, причесок и особенно четкость
маневров на парадах, когда солдат должен был двигаться с нечеловеческой точностью заводной марионетки, которых любили делать часовщики эпохи рококо. В этой аффектации
внешней формы, в своего рода игре в форму, без интереса к ее жизненному
наполнению, была заключена необычайная привлекательность не только
для Петра III, но и для тех, кто правил Россией в течение, по крайней мере, последующей сотни лет.
Когда умерла Елизавета Петровна, то вместе с ней ушло в
небытие величественное, регулярное, пышное, но в то же время сдержанное барокко, созданное планировщиками Петербурга, прежде всего
Петром Михайловичем Еропкиным, и получившее свою окончательную
форму в произведениях Франческо Бартоломео Растрелли, которые, как
гигантские ювелирные украшения, заняли свои места в обрамлении
барочных структур петербургских площадей и улиц. Современники
воцарения Петра III сразу же обратили внимание на то, как быстро
изменился при нем дух города.
«Не успел я ... молвить слова два-три ... как сделавшийся на улице
... шум привлекает нас всех к окнам, и какая же сцена представилась тогда
глазам моим! Шел тут строем целый деташамент (отряд. – Д.Ш.) гвардии,
разряженный, распудренный и одетый в новые тогдашние мундиры
и маршировал церемониею ... но ничто меня так не поразило,
как идущий перед первым взводом низенький и толстенький старичек
с эспантоном (пика двухметровой длины с плоским наконечником. –
Д.Ш.) и в мундире, унизанном золотыми нашивками, с звездою
на груди и голубою лентою под кафтаном ... «Это что за человек?» –
спросил я ...«Князь Никита Юрьевич (Трубецкой. – Д.Ш.) ...». «Господи
помилуй! Да как же это? Князь Никита Юрьевич был у нас до сего
генерал-прокурором (Правительствующего Сената. – Д.Ш.) и первейшим
человеком в государстве! Да разве он ныне уже не тем? – О! ... нынче у нас
и знатные, и больные, и небольные, и старички самые поднимают ножки,
и наряду с молодыми маршируют и также хорошехонько топчут и месят
грязь ...» – передавал в своем знаменитом жизнеописании
Андрей Тимофеевич Болотов (Болотов А.Т. Жизнь и приключения Андрея Болотова, описанные
им самим для своих потомков. Т. II. М., 1993. С. 99–100.). Из дворцовых зал с их
картонными крепостями и ораниенбаумского Петерштадта «военная игра»
перешла при новом монархе на улицы и плацы столицы империи.
Все стало более ярким, цветным и превратилось в гротеск, столь
характерный для культуры рококо.
Болотов отчетливо увидел смену цветовых предпочтений, так же
как и отказ от единообразной регулярности, свойственной для барокко
эпохи Российской империи, на рокайльную страсть к многообразию
и экстравагантности. Это проявилось прежде всего в том, о чем Петр III
заботился больше всего, – в характере военной формы гвардейских
полков. « ... Все они были в новых своих мундирах ... истинно засмотрелся я на разноцветность и разнообразность оных! Каких это разных
колеров тут не было! И какими разными и новыми прикрасами не
различены они были друг от друга! Привыкнув до сего видеть везде одни
только зеленые и синие единообразные мундиры и увидев тогда вдруг
такую разнообразицу, не могли мы довольно начудиться...»
(Там же. С. 103–104.) Недолго царствовала рокайльная экстравагантность Петра III в столичном
искусстве, но в ней было заложено столько яркости и веселого каприза,
что отсветы этого явления сопровождали все развитие екатерининского
классицизма в течение второй половины XVIII века и успели
в конце столетия соединиться с ранними романтическими пристрастиями в архитектуре Павла
I, несколько скрасив ее меланхолический настрой.
<<вернуться далее>>
|
|
|