|
|
|
Художественный дневник
01.01.2003-01.04.2003
Григорий Ревзин
Примус и Маргарита
VII-MMIII - 09.07.2003
Характерна, однако же, и реакция скульптора. Сначала он вроде бы
находится в горизонте пусть выспренного, но общепринятого художественного
дискурса. «Примус идеально вписывался в территорию. Если я откажусь от примуса,
то композиции нужна будет архитектурная доминанта и, очевидно, это будет
фонтан, но уже без драматического противостояния добра и зла». Далее
следует несколько более архаический голос, поющий арию «поэт и толпа»:
«Теперь вы получите то, что хотели – Булгакова, сидящего на лавочке. Но плоха
та демократия, которая мешает творить художнику». Отсюда уже следует скачок
в сторону мифологии непризнанного Мастера. «Они (современники – Г.Р.) этот
памятник не воспримут. Воспримут памятник люди через 100-200 лет».
В принципе, за этим должна следовать партия Воланда: «Примусы не
горят» и «Ваш Примус оценили», а сам монумент должен быть переименован в
композицию «Примус и Маргарита». Но на этом дело не останавливается. «Установка примуса попахивала шедевром, –
говорит Рукавишников, уже как-то отказываясь от авторства и смотря на
монумент со стороны, – от Примуса веяло вечностью». Алексей Комеч с примусом,
состоящим из своей же квинтэссенции, и Александр Рукавишников с его запахом
вечности, исходящим от примуса, при всей диаметральности их позиций,
относятся к примусу одинаково – как к святыне. В споре примусоборцев и примусопоклонников не видно никого, кто бы
отнесся к примусу как-то менее выспренно, спокойно что-ли. Они все прямо
сдвинулись на примусе.
Вернее, кто-то один здравомыслящий есть, но странный. Во всем хоре противников примуса бесчисленным корреспондентам всех изданий удалось выловить один
голос неименитого селянина, активиста борьбы. Это пожилая 80-летняя женщина,
проживающая на Большой Садовой улице. Она не заражена мистикой, она просто
скандалит. «Это кому же он такой будет нужен, когда уже ни нас, ни его в живых
не будет? Пруд, конечно, был запущен, издавал зловоние, было зловоние, пахло,
но его всего-то надо было почистить. Почему Лужков рушит мое прошлое? По
какому праву? Здесь ведь жили и живут многие актеры. Я помню, как Папанов,
Соломин вокруг пруда каждый день с пяти до шести вечера, перед спектаклями,
прогуливались. Здесь еще и машины-то не ездили. А сейчас понаехали тут»
Вот он, сварливый, скандальный, истинно московский голос здравого
смысла. Но эту единственную, повторяю, неименитую примусоборку, 80-летнюю
жительницу Садовой улицы зовут Анна Ильинична. То есть это Аннушка.
Естественно, она против Примуса, и конечно, она молчит, почему. Но мы-то
знаем. Потому что на самом деле она хочет, чтобы монумент был в форме
бутылки подсолнечного масла.
Дальнейшая судьба Примуса понятна. Юрий Лужков с тоской осознает,
что москвичи не доросли до Примуса и отказывается от замысла, ничего не
говоря. Более откровенный Рукавишников заявляет: «Я буду до смерти менять
проект, пока жители будут протестовать». Примус Рукавишникова теперь станет
такой же фантомной болью русской архитектуры, как башня Татлина, и через сто
лет его опять начнут возводить. Однако же, установив мистическое значение
Примуса для москвичей, следует теперь задаться вопросом – зачем он им все же
сдался?
За отчетный период случилось еще одно крупное происшествие. Госстрой
России дал отлуп Москомархитектуре, не утвердил Генеральный план Москвы,
и составил письмо в правительство РФ, предлагая отдать в управление ему,
Госстрою, территорию в пределах Садового кольца плюс комплекс МГУ и дипломатический поселок на Мосфильмовской.
Николай Маслов, заместитель председателя Госстроя, прокомментировал это
письмо в таких выражениях: «Проект столичного Генплана
рассчитан на население 8,2 – 9,2 млн. человек к 2020 году, однако уже сейчас
в столице проживает 10,4 млн. человек. При таком расхождении в цифрах все
расчеты ошибочны, а это приведет к пробкам на дорогах, перебоям с водо- и
энергоснабжением. Генеральный план не отражает идеологии новой российской государственности. Планы развития Вашингтона разрабатывает Сенат, а
утверждает сам президент США. Это государственный подход. А у нас за
рекламой колготок Кремля не видно. Речь ни в коем случае не идет о начале
захватнической войны, просто надо менять регламент принятия градостроительных решений в столице. Существующий проект Генерального плана не имеет
юридической силы, поэтому все сделки по нему могут быть оспорены. Я Москве не
враг. Но если москвичи узнают, что они могут восстанавливать в судах свои права,
когда на месте сквера вдруг выросла многоэтажка, вы представляете, что может
произойти».
Степень дремучести чиновников Госстроя, полагающих, что постановка
многоэтажки в центре юридически
регулируется Генеральным планом, говорит сама за себя. Тут даже скорее
странно, что г-н Маслов, так мало зная о градостроительстве, берет на себя
отвественность и не опасается за последствия. Мне даже кажется, что,
будучи в этом деле человеком глубоко посторонныим, он видит московскую
урбанистику в каком-то не том ракурсе.
Я даже рискну предположить, в каком. В этом тексте я позволю себе два
мемуара, и сейчас перехожу к первому. В конце 80-х, когда средовая теория была
еще только теорией, а не практикой, на которой основан Генеральный план, я
участвовал в семинаре «Эстетика среды» в Суздале, который вел великий теоретик
Александр Раппопорт. И я там делал доклад о том, что никакой эстетики среды
быть не может, потому что, по Канту, основой эстетического суждения должна
быть его незаинтересованность, а средовая парадигма, напротив, предполагает
включенность наблюдателя в среду, неразрывную связь с ней, и какая же тогда
незаинтересованность? Но участники семинара, районные архитекторы, с этим
моим Кантом меня как-то не поняли, а Александр Гербертович встрепенулся,
сказал, что незаинтересованность эстетического суждения – это только
первый шаг, сначала незаинтересованность, потом с головой прыгаешь в среду,
это как с женщиной, сначала незаинтересованное суждение, потом
такое начинается (выразительный взгляд соседке), я еще молодой, еще пойму –
словом, заговорил.
Хотя внутренне я не согласился. Насчет женщин я и сам знал, а в
теоретическом плане мне и по сю пору кажется, что я прав, и та прямо-таки
неприязнь к эстетическому, которая сейчас так заметна в нашей среде вообще,
и в среде архитекторов особенно, доказывает правомерность этих моих тревог, но
дело не в этом. А дело в том, что заинтересованность средового эстетического
суждения по мере превращения средовой теории в средовую практику как-то
развилась в заинтересованность градостроительного суждения. Градостроитель не
может отрываться от среды, он ее часть и ее порождение, субъект-объектные
отношения – теоретически тут все прекрасно. Но практически тут создается поле
заинтересованного градостроительного суждения чиновников, которое сказывается в виде роста благосостояния людей,
работающих в согласовательных инстанциях, причем довольно резкого. И
мне кажется, что господин Маслов оценивает урбанистику
именно в этой специфической перспективе. Причем здесь он готов
работать даже и на уровне префектуры (согласовывать строительство многоэтажки
в сквере). Кстати, это понятно – кто ж не хочет при таких таксах
мздоимства.
Проблема, однако же, в том, что, настаивая на интересах
Госстроя, г-н Маслов не может выступить без своей градостроительной программы,
иначе бы его претензии выглядели наездом чисто материального свойства. На
первый взгляд, программы у него нет, но это только на первый взгляд, и здесь я перехожу к более глубинному уровню его высказываний. Я имею в виду слова о том,
что «у нас за рекламой колготок Кремля не видно».
Как известно, у нас много чего рекламируется – телефоны, стиральные
машины, пиво «Балтика», сигареты – но рекламы колготок в городе нет. Женщины
самостоятельно и помногу покупают этот насущный продукт в связи с тяжелыми
климатическими условиями, и рекламировать его не надо. Так что здесь г-н Маслов
некоторым образом проговаривается, но сначала не совсем понятно о чем.
В этом высказывании «колготки» выступают для него символом беспорядка
вообще, вызванного распущенностью нравов при лужковском управлении. Это странная символизация, но здесь стоит напомнить об
одном обстоятельстве. В 1960-е годы, когда колготки только
начали свое шествие по стране, они противостояли традиционным
советским чулкам, и были символом западной заразы,
а некоторая интимность этого предмета туалета приводила к тому, что
символ как-то сам собой сползал в сторону испорченности нравов. Люди серьезных
государственных позиций осуждали колготки как проявление западной
сексуальной разнузданности. То есть человек более преклонного возраста
вполне может воспользоваться метафорой колготок как символом порока вообще.
Сначала даже кажется, что г-н Маслов умело скрывает свой возраст. Однако ж
ему никак не 70, и дело сложнее.Читая высказывания Маслова, я вдруг с ужасом
почувствовал в них нечто знакомое. Тут я позволю себе еще один мемуар.
28 / 02
Стена Плача в Нью-Йорке Даниэль Либескинд стал
победителем конкурса на воссоздание WTC. Американцы выбрали самый
трагический из всех представленных на конкурс проектов. Он
единственный предполагает сохранение в качестве
мемориала фундаментов двух погибших зданий,
Нью-Йорк получает свою собственную Стену Плача
(см. ПК № 6). Впрочем, трагедия в проекте соседствует с жизнеутверждением. Рядом с сохраненным в нетронутом
состоянии ground zero возводится башня высотой 540 метров, в которой
будет расположена гигантская вертикальная
оранжерея – трагедия дополнена фантастическим аттракционом.
Башню окружают еще пять 70-этажных офисных зданий, над гигантской
воронкой ground zero располагается обзорный мост и комплекс музея,
выглядящий как взорванные останки.
4 / 03
Реставрацию вынесли из архитектуры Компания Экспо-Парк
параллельно с ежегодным антикварным салоном
впервые провела выставку «Recontec – технологии
сохранения культурного наследия». В архитектурном разделе выставки был
представлен ряд важнейших историко-архитектурных памятников России,
таких как Московский Кремль, храм Василия Блаженного, ГМИИ им.
А.С.Пушкина, Государственный академический
Большой театр, Храм Христа Спасителя и многие другие. Появление
этой выставки резко меняет акценты в современной реставрации.
Во-первых, это первая независимая архитектурно-реставрационная площадка (до сих пор реконструкции и реставрации
рассматривались только в рамках конкурса, который
правительство Москвы проводило для себя), во-вторых, этот раздел
строительной деятельности вынесен за пределы
архитектуры и отнесен к сфере антиквариата.
12 / 03
Москву вновь выявили Гостиница «Москва» станет памятником. Отдел
охраны недвижимых памятников Минкульта РФ в лице его начальника
Александра Работкевича отнес здание к «вновь
выявленным памятникам» и подготовил документы
на рассмотрение правительства о признании
гостиницы архитектурным памятником федерального
значения. Что решит правительство, пока неизвестно, однако
программа московских властей (их интересы представляла зарегистрированная в Америке
фирма Decorum г-на Шалвы Чигиринского) даже со статусом «вновь
выявленного» памятника несовместима – сносить
и вновь выстраивать «Москву» (см. Художественный дневник ПК № 6)
теперь нельзя. Если же учесть, что федеральные
власти настаивают на идее «Федеральный памятник –
федеральная собственность», можно предположить, что правительство
России пойдет навстречу пожеланиям г-на Работкевича и даже рекомендует
ему интенсифицировать дальнейшую работу по
выявлению памятников федерального значения.
14 / 03
Крылатое полено В Музее архитектуры была представлена новая деревянная игрушка «Икарушка». Это деревянная кукла, она подвешивается к
потолку, машет крыльями и недалеко летает на веревочке. По мнению автора,
архитектора Василия Щетинина, этот Икарушка
станет русским сувенирным брендом и продолжит
традиции Летатлина (модель, представленная в музее, достигала 5 метров в
размахе крыльев). Такое продолжение традиций
свидетельствует о существенном изменении сферы интересов русского
авангарда, который от идей тотального преобразования действительности
вплотную перешел к созданию образа Буратино
с крыльями. Однако Икарушка скорее продолжает тему русской матрешки, игрушки,
специально созданной в 20-е годы в качестве сувенира для иностранцев,
интересующихся русской революцией и русской
самобытностью. К сожалению, тема самобытности
представлена слишком слабо – несмотря на специфически русский
суффикс «ушка», Икар не становится вполне русским героем. Возможно, однако, что в промышленном изготовлении
качество игрушки будет хуже, чем в опытном музейном экземпляре,
и тогда она приобретет необходимые русские
черты крылатого полена.
<<вернуться 
далее>>
вверх
|
 |
|
