|
|
|
Художественный дневник
01.10.2002-01.01.2003
Григорий Ревзин
Фаза обскурации
VI-MMIII - 10.03.2003
Вся эта история сыграла некоторую роль в поддержании блеска заслуженных
звезд нашей архитектуры – Веры Бутко и Антона Надточего, Алексея Розенберга,
и огромную – в том, что засияли новые звезды – Вадим Греков и Александр
Гликман. Все они теперь Архипы, и это радует. Однако ж, положа руку на сердце
и не желая никого обидеть, скажем честно, что пока они не так уж чтобы
общенационально рассиялись, не считая тех, что и раньше сияли дай бог каждому.
В общем-то по-прежнему мало известен и состав творчества, и творческое
кредо новых звезд, а слова Вадима Грекова на церемонии о том, что в детстве он всегда
мечтал стать то ли пожарником, то ли водителем электрички, мало прояснили
его художественные идеалы. Не очень это прозвучало, но мне кажется, что дело здесь
не столько в смысле высказывания, сколько в атмосфере, в которой оно происходит.
Я так думаю, что если бы несколько лет назад кто-нибудь из функционировавших тогда звезд – скажем, Юрий
Аввакумов – заявил, что он всегда мечтал стать кондуктором и иметь настоящий
компостер, это произвело бы эффект разорвавшейся бомбы. Изменилась
атмосфера. Скромного хрониста, строки коего вы читаете в настоящий момент,
нельзя упрекнуть в необъективности, однако же ему присуще некое пристрастие
в отношении фактов, случившихся с отдельными личностями. Не в смысле
того, что есть какие-то фавориты, которых мы выпячиваем и раздуваем, а в смысле
вообще интереса к тому, чтобы кто-нибудь лично и конкретно чего-нибудь начудил,
и мы бы могли описать это с присущей нам сдержанностью и объективностью. Мы
рассматриваем это наше свойство как стремление к отчасти героическому жанру
хроники. И вот здесь обнаружилось такое обстоятельство, что хоть хроники
переставай писать – никто не чудит.
За отчетный период не было ни одного такого события, что кто-нибудь
программу какую-нибудь выдвинет или кого обругает, или выставку проведет с
героическим смыслом, что все кругом – отстой, а он один себе надежа, или вообще
хоть как-нибудь о себе заявит в том смысле, что он есть. Ничего такого.
Неомодернисты тихо делают среднеевропейскую архитектуру,
лужковцы – экзотическую, интерьерщики – модную, друг друга больше не отрицают
и перебегать из одного стана в другой больше не стремятся. Если пять лет назад
больше всего у нас ценилась радикальность художественного жеста, то теперь –
прочность устоявшегося положения.
Как объяснить? Некоторые списывают все на политику – общее
успокоение и согласие в связи с усилившейся любовью к нашему президенту
приводит к тому, что радикальные кураторы уходят в замы и проректоры
к госчиновникам, а места для частного героического деяния уже не осталось.
Однако ж в очередной раз приходится напоминать, что художественная жизнь
не может быть связана с политикой прямо, а только косвенно. То есть мы имеем дело
с какими-то имманентными законами художественного бытия, которые лишь
случайно и только отчасти связаны с общеполитической ситуацией.
В отчетный период случился юбилей историка Льва Гумилева (90 лет) и в связи
с этим пришлось его перечитать, а при перечитывании произошло озарение.
Ситуация стала предельно ясной. Которые раньше геройствовали, теперь больше не
геройствуют, а стремятся встроиться в большие структуры. Которые не
встраиваются – те куда-то пропадают и о них не слыхать. Были пассионарии,
а теперь они не пассионарят. Произошел, как выражался Лев Николаевич, надлом
пассионарности, а вследствие этого у нас теперь то, что он называл «фазой
обскурации».
Это когда кругом затишье, все пообскурались и по-обывательски заняты
своим делом. Оно, конечно, грустно, но, с другой стороны, перед хронистом
открываются блестящие перспективы. Ибо впервые мы можем увидеть, так
сказать, логику процесса. Ведь вот как это – пообскураться? Как оно происходит,
обскурание? До сих пор ни у одного историка еще не было возможности наблюсти,
так сказать, обскурание воочию, вживе, и теперь у нас она появляется.
Удивительно то, что хотя вроде бы никто в отдельности не чудит, чудные
события все равно происходят. Начать с того, что мы тут вплотную приблизились
к началу борьбы за то, чтобы у нас проходило Экспо-2010. Проиграем мы эту
борьбу еще только летом, а сейчас пока возникло время поупражняться.
План борьбы такой – построить в Москве все непостроенные здания русского
авангарда. Озвучил его один из наиболее авторитетных исследователей темы
профессор Юрий Волчок: «Проект развивается по центрально-осевому принципу. На севере Москвы ядро
выставки «Экспо» – территория ВВЦ. Ее будут приводить в порядок как
территорию историческую, ничего нового на ней строить не собираются. Новая
территория «Экспо» подковой окружает ВВЦ. Рядом с ВВЦ у Третьего кольца
появятся ультрасовременные по архитектуре евровокзал, гостиница,
административные здания, многоуровневые стоянки. В их числе могут
быть и объекты, созданные в развитие принципов архитектуры авангарда 20-х
годов. Для Башни Татлина нашлось совершенно потрясающее место: на Яузе,
на стыке проспекта Мира и Ярославского шоссе. Мы провели визуально-ландшафтный анализ – Башня совершенно
не давит на центр города, в пределах Садового практически не видна. Зато
вокруг Башни оформляется блестящий ансамбль. На площади рядом, через дорогу
– скульптура Мухиной «Рабочий и колхозница». По соседству – жилой дом
Жолтовского и то, что осталось от ватной фабрики Гинзбурга. Южнее хотелось бы
реализовать мельниковский проект для Парижа – «Гараж-стоянку через Сену» с
уникальной пространственной структурой. По моему мнению, он мог бы стать одним
из лучших в мире проектов выставочных павильонов. С северо-востока ось
«символической функции «Экспо» тянется на юго-запад. Я акцентирую на ней другие
объекты авангарда. Еще один композиционный узел – в Сокольниках.
Он формируется вокруг Клуба Русакова архитектора Константина Мельникова и
иофановского поселка – первого проекта Бориса Иофана после возвращения из
Италии. Около площади Восстания – жилой дом Моисея Гинзбурга. Сегодня его
вид я бы назвал катастрофическим. Затем – планетарий архитекторов Михаила
Барща и Михаила Синявского. Его тоже необходимо реконструировать. Тем более
что работа уже ведется по проекту Александра Анисимова. Замыкается ось на
юго-западе, точнее – на Воробьевых горах, где предполагается реализовать проект
Ивана Леонидова, его Институт библиотековедения».
Человеку, давно и пристально следящему за развитием современной российской архитектуры, не могло не бросится
в глаза сходство между программой, нарисованной Юрием Павловичем Волчком, и программой, в свое время, на биеннале 1996 года в Венеции, выдвигавшейся
Юрием Игоревичем Аввакумовым. И даже стало как-то тревожно за Юрия Павловича, потому что люди, перешедшие когда-либо дорогу Юрию Игоревичу, не то что
долго не живут, но долго живут неприятно. Однако же при ближайшем
рассмотрении программы Юрия Павловича и Юрия Игоревича довольно
значительно различаются.
Юрий Игоревич предлагал положить всю непостроенную русскую архитектуру
в синие ящики и там держать до надобности. А как появится надобность,
как захочет, скажем, кто-нибудь построить себе дачку, так можно будет
достать из шкафа, скажем, Дворец Советов, и изменив, применительно
к случаю, масштаб, начинать строить. Несмотря на зенит харизмы Юрия
Игоревича, многие тогда сочли этот план чудным и прямо-таки диким. И отсутствие
каких-либо подвижек по вопросу за восемь лет, прошедших с тех пор, убеждает, что
в такой оценке есть рациональное зерно. Но по сравнению с Юрием Павловичем
план Юрия Игоревича выглядит просто образцом рационального планирования.
Он ведь хотел строить нереализованные здания русского авангарда только
тогда, когда это – пусть с переделками, пусть в другом масштабе, – но все равно
хоть кому-нибудь нужно. План даже нельзя назвать нереализованным – просто
пока никому не понадобилось. Амбиции Юрия Игоревича, собственно, не шли в
сторону того, чтобы что-нибудь построить, он всего лишь настаивал, чтобы его
признали, так сказать, главным по шкафу. Даже некоторая невостребованность
содержимого шкафа была ему отчасти на пользу в том смысле, что особой борьбы
за место у шкафа в таком случае не наблюдается, а с другой стороны,
недооцененность содержимого отчасти превращает и содержателя шкафа в
недооцененного мастера, который если не творит, то по крайней мере – хранит
на будущее.
А у Юрия Павловича план совсем другой. Его совсем не интересует, кто
будет главным по шкафу, но он готов строить здания не тогда, когда они кому-нибудь понадобятся, а без всякой
надобности.
Юрий Павлович, надо признать, проявляет редкостную честность. Ему как
никому хорошо известно, что бумажные шедевры русского авангарда не были
построены потому, что никому не были нужны. В отличие от идеалиста
Аввакумова он и не делает вид, что они понадобятся, он смело и трагично
заявляет: и не понадобятся, не надейтесь. Но вот появляется уникальный шанс
возвести их без надобности, для красоты – чтобы понравится иностранцам, и чтобы
у нас провелась Экспо-2010.
Это, так сказать, ловля иностранца на живца русского авангарда. Занятие и
почтеннейшее, и известнейшее. Старинные руководства гласят делай так:
сначала разбросай русский авангард на видном месте. Сам затаись где-нибудь
сбоку, в заимке, чтобы тебя ни в коем случае не было видно. И начинай тихонько
призывно этак поскуливать – пропадает, мол, авангард. Как появится иностранец,
начнет интересоваться, что дескать такое, считай – пришло время. Но не замай, дай
подойти. А уж как он въедет – выходи, и начинай громко жаловаться на
непризнанность авангарда и засилие тоталитаризма, внимательно при этом
следя за его повадкой. Когда он поведется (у каждого иностранца своя повадка,
некоторые цокают, другие чокуют, иные еще как интерес выражают – тут
полагайся на чутье), плавно переходи к своей непризнанности. Пока он сам тебя
не сочтет авангардом, опять же вконец засиленным тоталитаризмом. Тут уже
можно брать. Но не спеши и никогда не хами, пока не дадут денег.
30/10
ПОБЕДА НАД КОЛХААСОМ
Подведены итоги конкурса на реконструкцию Генерального штаба под фонд
Эрмитаж-Гуггенхайм. В конкурсе участовала всемирная звезда Рэм Колхаас, лично приглашенная
главой фонда Гуггенхайма Томасом Кренцом и директором Эрмитажа Михаилом Пиотровским. Но Колхаас проиграл Олегу Явейну – как выяснил проводивший конкурс Всемирный банк, у Олега Игоревича больше опыта, лучше
знание местных условий, больше возможностей вовлечь в проект ключевые
для Санкт-Петербурга фигуры. Что правда – брат
Олега Игоревича, наш ньюсмейекер Никита Явейн – начальник управления охраны памятников
Петербурга, а Генеральный штаб Росси – замечательный памятник.
Решение вызвало недоумение русских наблюдателей, не подозревавших, насколько Явейн
лучше Колхааса. Но Всемирному банку виднее.
18–22/11
НЕДЕЛЯ ВЫСОКОЙ МЕБЕЛЬНОЙ МОДЫ
Мебель в умелых руках организаторов недели
мебельной моды становится оружием массового поражения. Коварство маневра заключается в том,
что, отвлекая внимание общественности на официальную «Экспо», мебельщики при помощи интерьерных журналов наносят
удар по клиенту и архитектору вневыставочной программой. Тут применяется
уже тяжелая артиллерия. Пользуясь своими зарубежными связями, журнал
«L’Оfficiel» показал юношу Ора Ито, спроектировавшего что-то виртуальное для Cappellini (поддержка акции), а «AD»
привез легенду дизайна 70-х Гаэтано Пеше (интервью с ним см. на стр. 33)
и его свежее творение – «Московскую комнату»
(поддержка компании «Мёбель»). «Мёбель» в лице своего главного
руководителя Григория Бальцера продемонстрировала широту своих мебельных интересов – от классики и модерна до «модного»
дизайна. За три вечера в гостинице «Москва» клиент прошел через конкурс
СOLOMBO STILE (результаты не оглашены, но это не беда, вон – Лужков тоже долго не говорил, кто
выиграл конкурс в Сити), физкультурный парад
в честь Пеше и томную суаре, организованную
«Штаб-квартирой». От такого буйства фантазии и стилистического разнобоя спасали камерные
приватные вечеринки. «Частная коллекция» боролась с конкурентами
путем дегустации отборных итальянских вин,
под которую ненавязчиво демонстрировались новые
мебельные изыски «Poltrona Frau», «Dada», «Giorgetti» et cetera. Акцию надо признать крайне
успешной – фуршеты на остальных презентациях
по части белого и красного сильно проигрывали. Как
всегда хитро поступили в Daev-studio. Там на презентации голландского
крана, дающего 100% кипяток, гостям предложили
чай, а не вино. Открывал и закрывал кран главный
редактор журнала «Проект Россия» Барт Голдхоорн,
демонстрируя собравшимся чудеса иностранной техники. Практически ничего, кроме морозоустойчивости пластиковых стульев
производства «Kartell», выставленных на улицу перед клубом «Jet Set»,
не демонстрировала «Станция Дизайн». Зато она дала возможность собравшимся обсудить новинки
отечественного и зарубежного дизайна в неформальной обстановке. Обсуждение проходило под пение
лучшего Квазимодо России Петкуна, в то время как
его Эсмеральда очаровывала публику, пришедшую
на мастер-класс патриарха итальянского дизайна
Гвидо Фалескини в салоне «Loft».
<<вернуться 
далее>>
вверх
|
 |
|
